— Ну, извини, — остановил его доктор, — я вижу, что ты сегодня умен не менее обыкновенного, но зато, несомненно, менее рассудителен. Согласись, что я не совсем невежествен в этого рода вещах, что я в них хоть сколько-нибудь понимаю толк.
— Ты не совсем невежествен в чем бы то ни было, о чем я когда-либо слышал! — засмеялся Казимир с почтительным поклоном по адресу доктора, поднимая свой стакан с несколько преувеличенной галантностью.
— Во всяком случае, — резюмировал свою речь доктор, — я полагаю, что ты не сомневаешься, что я все это основательно обдумал и взвесил, и ты поверишь мне, что, по-моему расчету, эти вещи должны были по меньшей мере удвоить наш капитал.
И он принялся подробно расписывать сами вещи.
— Честное слово, я наполовину верю тебе, Анри! — воскликнул Казимир. — Но пойми, что очень много зависит от качества самого золота.
— А золото, я тебе доложу, дорогой мой, такое! — И не находя соответствующего выражения доктор, смачно причмокнув, поцеловал кончики своих пальцев.
— Твоего свидетельства, мой милейший, еще не вполне достаточно для надлежащей оценки вещей, — заметил деловой человек. — Ты, мой друг, имеешь привычку видеть все в розовом свете; но, во всяком случае, эта кража, это исчезновение — дело весьма загадочное, весьма странное. Конечно, я совершенно отрицаю все твои глупые измышления относительно шайки грабителей и злополучных художников-пейзажистов; для меня все это сплошной бред! А вот ты лучше скажи мне, кто был у вас вчера в доме после того, как вы привезли сюда все эти драгоценные сосуды?
— Да никого, кроме нас, — сказал доктор.
— И вот этот юный джентльмен? — спросил Казимир, кивнув головой по направлению Жана- Мари.
— И он тоже, конечно, — утвердительно ответил доктор.
— Прекрасно! А можно спросить, кто он такой? — продолжал допрашивать гость.
— Жан-Мари, — сказал доктор, — является у нас в доме счастливым сочетанием приемного сына и конюха. Он начал свою карьеру с первого и вскоре достиг высшего положения и в нашем доме, и в наших сердцах. И я смело могу сказать, что в настоящее время он является величайшим утешением в нашей жизни.
— О, вот как! — промолвил несколько насмешливо Казимир. — Ну, а прежде того, как он стал членом вашей семьи, кем он был?
— О, Жан-Мари может похвалиться тем, что его жизнь сложилась самым удивительным образом. Его опыт в высшей степени поучителен, и он пошел ему на пользу, — рассказывал доктор, постепенно воодушевляясь все более и более. — Если бы мне пришлось избирать систему воспитания для моего родного сына, я остановился бы именно на таком воспитании. Представь себе, Казимир, начав жизнь среди паяцев, акробатов и воров, поднялся неизмеримо выше и вошел в общество людей порядочных, приобрел дружбу и уважение почтенного философа и таким образом, можно сказать, изведал всю суть человеческой жизни! — ораторствовал почтенный философ.
— Среди воров? — задумчиво протянул Казимир. — Это любопытно!..
Теперь доктор, кажется, был готов откусить себе язык за это необдуманное слово, сорвавшееся у него в пылу увлечения: он хорошо предвидел, что из этого должно было выйти, и уже готовил в уме самый энергичный протест, самый горячий отпор.
— А сами вы когда-нибудь воровали? — неожиданно обратился Казимир непосредственно к самому Жану-Мари, и при этом он впервые вставил в глаз свой монокль, болтавшийся у него на шнурке.
— Да, сударь, — ответил мальчик твердо и спокойно, но при этом он густо покраснел.
Казимир обернулся к присутствующим и многозначительно поджал губы и подмигнул.
— Ну что? — спросил он. — Что вы на это скажете, господа?
— Жан-Мари чрезвычайно правдив, он всегда говорит правду! — с горделивым видом, выпятив грудь вперед, заявил доктор.
— Он никогда не лжет! — подтвердила Анастази. — Это лучший мальчик, какого я когда-либо знала в своей жизни, — добавила она убежденно.
— Никогда не лжет! Неужели? — рассуждал как бы про себя Казимир. — Странно, весьма странно… Прошу тебя удостоить меня на некоторое время твоего милостивого внимания, мой юный друг, — продолжал он, снова обращаясь к Жану-Мари. — Скажи мне, тебе было известно об этих драгоценностях?
— Ну конечно! Ведь он же вместе со мной привез их из Франшара, — ответил за него доктор.
— Депрэ, — остановил доктора Казимир, — я ничего не прошу у тебя, как только одной милости: подержи ты некоторое время твой язык за зубами! Я намерен расспросить вот этого твоего маленького конюха кое о чем, и если ты так убежден в его невиновности, то ты смело можешь предоставить ему отвечать самому на мои вопросы. Итак, молодой человек, — продолжал Казимир, наведя свой монокль прямо на лицо Жана-Мари, — вы знали, что эти вещи могли быть безнаказанно украдены? Вы знали, что вас за это нельзя будет преследовать? Ну же, говорите! Знали вы это или нет?
— Знал, — сказал Жан-Мари почти шепотом.
Он сидел как на иголках, поминутно меняясь в лице, становясь поочередно то ярко-красным, то мертвенно-бледным, как меняющий цвета фонарь маяка. Он нервно ломал пальцы и глотал воздух, словно он задыхался или был близок к истерике. Словом, в глазах Казимира он представлял собою воплощенное сознание виновности.
— Вы знали, куда были убраны эти вещи? — продолжал свой допрос безжалостный инквизитор.
— Да, — вымолвил Жан-Мари.
— Вы говорите, что раньше вы были вором, — не унимался Казимир. — Но кто же поручится мне за то, что вы теперь перестали быть вором? Я полагаю, что вы могли бы, в случае надобности, перелезть через зеленые ворота, не так ли?
— Да, — еще тише прежнего ответил допрашиваемый.
— Ну, значит, ты и украл эти драгоценности! Ты сам это отлично знаешь и даже не можешь этого отрицать. Посмотри мне прямо в лицо! Ну же! Подними на мена свои воровские глаза и отвечай!
Но вместо всякого ответа Жан-Мари разразился страшным ревом и бежал из беседки. Анастази кинулась за ним, желая нагнать беглеца и обласкать и успокоить бедного мальчика, но уже на ходу она все-таки крикнула брату:
— Казимир, ты просто грубый, бесчувственный зверь!
— Да, братец, — сказал в свою очередь и доктор с легким упреком и известным чувством собственного достоинства в тоне голоса, — ты позволяешь себе уж слишком большую вольность в данном случае…
— Что?.. Послушай, Депрэ, будь же ты хоть раз в жизни логичен, прошу тебя! Не ты ли телеграфируешь мне, чтобы я бросил все свои дела и ехал сюда к тебе для того, чтобы заняться устройством твоих дел. Я приезжаю, спрашиваю, в чем заключаются эти твои дела, и ты говоришь мне: «Меня обокрали, укажи мне вора!» Я нахожу этого вора, указываю тебе на него, как ты того хотел, и говорю тебе: вот он! Ты, конечно, вправе быть недовольным и раздосадованным тем, что все именно так вышло, но ты не имеешь решительно никакого основания упрекать меня в чем-либо или возмущаться моим поведением.
— Пусть так, я, пожалуй, готов с тобой согласиться в этом, — сказал доктор, — я даже готов благодарить тебя за твое старание, хотя и ошибочное, но, во всяком случае, должен же и ты согласиться, что твое предположение положительно чудовищное и в высшей степени нелепое и неправдоподобное.
— Постой, — снова остановил его Казимир. — Кто из вас украл эти драгоценности? Ты или Стази?
— Ну, конечно, не она и не я! — ответил доктор.
— Так! Ну, значит, это сделал твой мальчишка конюх! А теперь не будем больше говорить об этом. — Казимир достал из кармана свой портсигар и стал выбирать сигару.
— Я скажу тебе еще вот что, — не унимался Депрэ. — Если бы ко мне пришел этот мальчик и сказал мне сам, что он украл эти вещи, я не поверил бы ему, а если бы поверил, то сказал бы себе в душе, что если он это сделал, то сделал с благою целью! Вот как велика и непоколебима моя вера в него!
— Ну что же, превосходно! — снисходительно промолвил Казимир. — Дай мне огня, мне уже пора
