фразу-пароль. Они надеются, что Рэнди расшифрует перехваты «Аретузы» и, как идиот, выдаст их на экран.
Это не значит, что Рэнди не смеет открыть эти файлы; он просто не решается вывести их на экран. Различие принципиальное. «Ордо» в состоянии читать зашифрованные файлы с диска. Может писать их в память. Может расшифровать их, записать в другую область памяти и оставить там навсегда, а люди за стеной так ничего и не узнают. Однако, как только Рэнди велит компьютеру показать информацию на экране, перехваты «Аретузы» станут доступны тем, кто его прослушивает, а уж дальше эти ребята сами в два счета взломают шифр.
Самое смешное и любопытное, что Рэнди не обязательно смотреть на перехваты, чтобы с ними работать. Пока они в памяти компьютера, он может подвергнуть их любому методу криптоанализа из приведенных в «Криптономиконе».
Он начинает набивать строчки на языке, который называется Perl. Это язык программирования, полезный, чтобы автоматизировать часто повторяющиеся задачи. В корневом каталоге компьютера, работающего под UNIX'ом, хранятся десятки тысяч разных файлов, по большей части в текстовом формате. Есть множество программ, чтобы эти тексты открывать, выводить на экран, редактировать. Рэнди хочет написать программку на языке Perl, которая будет выбирать случайные файлы, показывать их в произвольно расположенных окнах различного размера, перелистывать некоторое время, потом закрывать. Если запустить ее с большой скоростью, окна будут выскакивать по всему экрану нескончаемым фейерверком прямоугольников. Если использовать эту программу в качестве фона, вместо темно-синего, они будут под тем окном, в котором Рэнди работает. Те, кто за ним следит, замучаются разбираться. Особенно если написать программу, которая будет все время менять форму и положение рабочего окна.
Открывать перехваты «Аретузы» в окне — идиотизм, этого он делать не будет. Однако можно использовать фоновую программу, чтобы скрыть свою работу над расшифровкой. Впрочем, написав пару строк, Рэнди соображает: сразу запустить эту уловку — значит показать наблюдателям, что ему про них известно. Пусть лучше думают, будто он ничего не подозревает. Поэтому Рэнди сохраняет программу и закрывает окно. Если писать урывками, по нескольку строк раз или два в день, вряд ли наблюдатели, даже если они программисты, поймут, что он затеял. Просто из вредности он меняет опции X Windows так, чтобы ни у одного окна не было наверху полоски с именем. Теперь наблюдатели не поймут, над каким файлом он работает, и вряд ли смогут по обрывочным сведениям сообразить, как действует его программа.
Кроме того, он открывает старое письмо от [email protected] с описанием трансформации Понтифик в нескольких строчках на языке Perl. Шаги, казавшиеся такими сложными на компьютере, выглядят простыми и ясными теперь, когда думаешь о них как о манипуляциях с колодой карт.
— Рэнди.
— М-м-м? — Рэнди поднимает глаза и с удивлением обнаруживает, что он в тюрьме на Филиппинах.
Енох Роот из-за решетки указывает на новый поднос с едой, который принес охранник.
— Вообще-то обед подали час назад. Я подумал, может быть, вы захотите его съесть, пока не появились крысы.
— Спасибо. — Рэнди проверяет, что все окна на экране закрыты, встает и берет поднос с усыпанного крысиной шерстью пола. Это рис со свининой, любимое филиппинское блюдо. Енох Роот уже давно пообедал, он сидит на кровати, по соседству с Рэнди, и раскладывает какой-то странный пасьянс, временами прерываясь, чтобы записать букву. Рэнди внимательно следит за манипуляциями с колодой, с растущей уверенностью узнавая последовательность действий, про которую только что прочел в старом е-мейле.
— Так за что вас сюда?
Енох Роот заканчивает отсчитывать карты, смотрит на семерку пик, ненадолго закрывает глаза и пишет на салфетке букву W. Потом говорит:
— Хулиганство. Вторжение в частные владения. Подстрекательство к беспорядкам. В первых двух я, вероятно, виновен.
— Расскажите.
— Сперва расскажите, за что здесь вы.
— В аэропорту у меня из сумки изъяли героин. Теперь я обвиняюсь по статье «самый глупый наркокурьер мира».
— Вы кому-то не угодили?
— Это гораздо дольше рассказывать, — говорит Рэнди, — но, думаю, суть вы усекли.
— Ладно, моя история такая. Я работал в миссионерской больнице.
— Вы священник?
— Уже нет. Помощник-мирянин.
— Где ваша больница?
— К югу отсюда, в горах. Местные жители выращивают ананасы, кофе, кокосы, бананы и некоторые другие коммерческие культуры. Но их земли захватывают охотники за сокровищами.
— А что, там должны быть сокровища?
— Старожилы утверждают, что последние недели перед возвращением Макартура по определенной дороге проезжало много японских грузовиков. Дальше определенного места их маршрут неизвестен, поскольку японцы блокировали дорогу и поставили минные поля, дабы отбить у любопытных охоту туда соваться.
— Или уничтожить их, — говорит Рэнди.
Еноха Роота нелегко сбить.
— Область, куда ведет дорога и где гипотетически может быть спрятано золото, довольно обширна, — продолжает он. — Сотни квадратных миль. Большая часть покрыта джунглями. Изрезанный рельеф. Много вулканов: часть потухшие, с некоторых иногда сходят грязевые потоки. Но есть и более или менее ровные участки. Там после войны осели люди и начали кое-как сводить концы с концами.
— Кому принадлежит земля?
— Вижу, вы хорошо знаете Филиппины, — говорит Енох Роот. — Сразу задали главный вопрос.
— Здесь спросить, кто владеет землей, все равно что на американском Среднем Западе посетовать на погоду, — произносит Рэнди.
Енох Роот кивает.
— Отвечать на ваш вопрос пришлось бы довольно долго. Хозяева менялись сразу после войны, потом при Маркосе, потом еще раз в последние годы. Так что, если хотите, у нас есть несколько эпох. Первая эпоха: земля принадлежала некоторым семьям.
— Разумеется.
— Разумеется. Вторая эпоха: война. Японцы отхватили большие участки. Часть землевладельцев процветали под оккупацией, часть разорились. Третья эпоха: послевоенная. Те, что разорились, ушли в города. Процветающие семьи расширили свои владения. Церковь и правительство тоже.
— Это как?
— Правительство объявило часть земли — джунгли — национальным парком. А после извержений церковь построила миссию, в которой я работаю.
— Извержений?
— В начале пятидесятых, просто чтобы сделать жизнь более интересной — вы знаете, на Филиппинах она вечно недостаточно интересна, — проснулись вулканы. С нескольких сошли лахары, погребли часть деревень, некоторые реки изменили русла, много людей остались без крова. Церковь построила больницу, чтобы им помогать.
— Больница занимает не так много земли, — замечает Рэнди.
— У нас есть фермы. Мы стараемся, чтобы местные могли сами себя прокормить. — Видно, что Рооту не хочется распространяться на эту тему. — Так или иначе, все более или менее устоялось, но тут пришла эра Маркоса, и многих людей вынудили продать часть земли Фердинанду, Имельде, их братьям, племянникам, дружкам и лизоблюдам.
— Они искали японское золото.
