— Что мы в опасности.
— Не-а, — отвечает Шафто. — Просто я всегда так открываю дверь.
Они заходят в дом. Роот отказывается включать свет и все время смотрит в окно, как будто кого-то ждет. От него слегка пахнет Джульетиными духами — Отто привез их из Финляндии двадцативедерную бочку.
Шафто почему-то не удивлен. Он начинает варить кофе.
— Возникла очень сложная ситуация, — говорит Роот.
— Вижу.
Роот изумлен. Он оторопело смотрит на Шафто, глаза его блестят в лунном свете. Будь ты хоть семи пядей во лбу, когда замешана женщина, становишься дурак дураком.
— И ты тащился в такую даль, чтобы рассказать, что спишь с Джульетой?
— Нет, нет, нет, нет! — Роот на мгновение замирает, морщит лоб. — То есть да. Я собирался тебе сказать. Но это только первая часть гораздо более запутанного дела. — Он встает, прячет руки в карманы и снова проходит по избушке, выглядывая в окна. — У тебя есть еще такие финские автоматы?
— В ящике слева, — говорит Шафто. — А что? Будем стреляться?
— Может быть. Нет, не мы с тобой! Могут нагрянуть гости.
— Легавые?
— Хуже.
— Финны?
(У Отто есть конкуренты.)
— Хуже.
— Так кто тогда? — Шафто не может вообразить никого хуже.
— Немцы. Немцы.
— Ой, бля! — возмущенно орет Шафто. — Как ты можешь говорить, будто они хуже финнов?
Роот обескуражен.
— Если ты хочешь сказать, что один отдельно взятый финн хуже одного немца, я с тобой соглашусь. Однако у немцев есть малоприятное свойство: они обычно связаны с миллионами других немцев.
— Согласен, — говорит Шафто.
Роот откидывает крышку ящика, вытаскивает пистолет, проверяет патронник, направляет дуло на луну, смотрит в него, как в подзорную трубу.
— Так или иначе, немцы собрались тебя убить.
— За что?
— За то, что ты слишком много знаешь.
— В смысле, про Гюнтера и его новую подлодку?
— Да.
— А ты-то откуда узнал? Это как-то связано с тем, что ты спишь с Джульетой? — продолжает Шафто. Он не столько зол, сколько утомлен. Вся эта Швеция сидит у него в печенках. Ему надо на Филиппины. Все, что не приближает к Филиппинам, — досадная помеха.
— Да. — Роот тяжело вздыхает. — Джульета очень хорошо к тебе относится, но когда она увидела фотографию твоей девушки…
— Да чихала она и на тебя, и на меня. Просто хочет иметь все плюсы того, что она финка, и никаких минусов.
— А какие минусы?
— Необходимость жить в Финляндии, — говорит Шафто. — Ей надо выскочить за кого-нибудь с хорошим паспортом. За американца или британца. Не давала же она Гюнтеру.
Роот смущается.
— Ладно, может, и давала, — вздыхает Шафто. — Черт!
Роот вытащил из другого ящика сменный магазин и сообразил, как вставить его в «суоми».
— Ты, наверное, знаешь, что у немцев есть негласная договоренность со шведами.
— Что значит «негласная»?
— Давай просто скажем, что у них есть договоренность.
— Шведы нейтральны, но позволяют фрицам у себя хозяйничать.
— Да. Отто приходится в каждом рейсе иметь дело с немцами, и в Финляндии, и в Швеции, и с их кораблями в море.
— Можешь мне не рассказывать, что долбаные фрицы повсюду.
— Ну так вот, если коротко, немцы нажали на Отто, чтобы он тебя выдал.
— И он что?
— Выдал. Но…
— Отлично. Продолжай, я слушаю. — Шафто начинает подниматься по лестнице на чердак.
— Но потом он об этом пожалел. Думаю, можно сказать, что он раскаялся.
— Слышу настоящего священника, — бормочет Шафто. Он уже на чердаке, на четвереньках ползет по балкам. Останавливается, щелкает зажигалкой. Большую часть света поглощает зеленый деревянный ящик. На грубых крашеных досках — написанные по трафарету русские буквы.
Снизу доносится голос Роота:
— Он пришел туда, где… м-м… были мы с Джульетой.
Через мгновение в люк, как голова кобры из корзины, высовывается лом. Шафто берет его и начинает курочить ящик.
— Отто разрывается на части. Он должен был это сделать, потому что иначе немцы прикрыли бы его лавочку. Но он тебя уважает. Поэтому пришел к нам и рассказал все Джульете. Она поняла.
— Поняла?!
— И в то же время ужаснулась.
— Жутко трогательно.
— Ну, тут Кивистики открыли шнапс и начали обсуждать ситуацию. По-фински.
— Ясно, — говорит Шафто. Дай финнам мрачную моральную дилемму и бутыль шнапса — и можешь забыть о них на сорок восемь часов. — Спасибо, что не побоялся прийти.
— Джульета поймет.
— Я не об этом.
— Думаю, Отто мне тоже ничего не сделает.
— Нет, я о…
— А! — восклицает Роот. — Нет, я должен был рано или поздно рассказать тебе про Джульету.
— Да нет же, черт! Я про немцев!
— А. Ну, я почти про них не думал, пока уже почти сюда не дошел. Это не столько храбрость, сколько недальновидность.
У Шафто с дальновидностью все в порядке.
— Держи. — Он спускает в люк тяжелую стальную трубу длиной в несколько футов и толщиной в жестянку из-под кофе. — Тяжелый, — добавляет он, когда Роот приседает под весом трубы.
— Это что?
— Советский стодвадцатимиллиметровый миномет.
— А. — Роот в молчании опускает трубу на стол. Когда он продолжает, голос у него звучит иначе: — Не знал, что у Отто такие есть.
— Радиус поражения — шестьдесят футов. — Шафто вытаскивает из ящика снаряды и начинает складывать их рядом с люком. — А может, метров, не помню.
Снаряды похожи на толстые футбольные мячи с хвостовыми плавниками.
— Футы, метры… разница существенная, — говорит Роот.
— Мы должны вернуться в Норрсбрук и позаботиться о Джульете.
— В каком смысле? — с опаской спрашивает Роот.
— Жениться на ней.
