— Ничего! Ровным счетом ничего! — До Рэнди доходит, что это большая удача. Увидев его по Си-эн-эн, Дуг скорее сподвигнется на какие-то радикальные подвиги. Он опрокидывает еще стопку и говорит: — Да, сервис в султанском классе просто обалденный. Вообще если ты поищешь в инете на «Ордо», то увидишь, что эта лабуда не имеет к нам ни малейшего отношения.
— Забавно, Комсток тоже отрицает, что это наезд на «Ордо». — Когда вьетнамские ветераны вроде Дуга говорят о правительственных заявлениях, они умеют изобразить скупую иронию, явную, как зубоврачебный бур, приставленный к твоему зубу, но куда более забавную. Рэнди давится водкой.
— Он говорит, это пустяковый гражданский иск, — продолжает Дуг вкрадчиво-шелковистым тоном оскорбленной невинности.
— То, что «Ордо» распространяет ненавистную правительству криптографию, — чистейшей воды совпадение, — догадывается Рэнди.
— Ага.
— Что ж, в таком случае я уверен, это просто наши нелады с Дантистом, — говорит Рэнди.
— Какие нелады?
— Все произошло глубокой ночью по вашему времени. Уверен, утром ты найдешь несколько занятных факсов.
— Ладно, взгляну, — говорит Дуг Шафто.
— Я, наверное, звякну тебе из Кинакуты, — говорит Рэнди.
— Счастливо долететь, Рэндалл.
— Удачного тебе дня, Дуглас.
Рэнди кладет телефон обратно в гнездо на ручке кресла и готовится впасть в заслуженную кому. Однако через пять минут телефон звонит. Так непривычно, чтобы тебе звонили в самолет, что он в первый миг совершенно ошарашен. Еще несколько секунд уходит на то, чтобы посмотреть в инструкции, как ответить на звонок.
Когда он наконец подносит включенную трубку к уху, голос говорит:
— По-вашему, это очень умно? Думаете, кроме вас и Дуга Шафто, никто в мире не знает, что пассажиры султанского класса могут принимать входящие звонки?
Рэнди убежден, что никогда не слышал этого голоса. Голос старческий, но не надтреснутый, а словно отполированный временем, как ступени церкви.
— Кто это?
— Вы рассчитываете, что мистер Шафто перезвонит вам из автомата, я правильно угадал?
— Пожалуйста, ответьте, кто это?
— Думаете, так безопаснее, чем по сотовому? Уверяю вас, нет. — Говорящий делает длинные паузы до, после и в середине фраз, как будто редко общается с людьми и никак не может набрать темп.
— Ладно, — говорит Рэнди. — Вы знаете, кто я и кому звонил. Очевидно, вы держите меня под наблюдением. Надо понимать, вы работаете не на Дантиста. Так на кого же? Правительство Соединенных Штатов? Агентство Национальной Безопасности, верно?
— Обычно ребята из Форт-Мида не звонят людям, чьи телефоны прослушивают. — Для американца неизвестный говорит чересчур четко; скорее он откуда-нибудь из Северной Европы. — Хотя в вашем случае АНБ могло бы сделать исключение — когда я был там, они все восхищались трудами вашего деда. До такой степени, что решили их украсть.
— Полагаю, это самый высокий комплимент.
— Вы могли бы стать миллиардером, Рэнди. Слава богу, этого не произошло.
— Чего ж тут хорошего?
— Вы были бы очень умным человеком, которому не приходится принимать трудных решений — не приходится упражнять свой мозг. Это куда хуже, чем быть тупицей.
— Дед работал на вас в АНБ?
— Ему это было неинтересно. Он говорил, что у него более высокое призвание. Поэтому, пока он строил все более и более мощные компьютеры, чтобы решить задачу Гарварда-Уотерхауза о разложении на простые сомножители, мои друзья из АНБ смотрели на него и учились.
— И вы тоже.
— Я? О нет, паять железки — не мой профиль. Я следил за тем, как АНБ следит за вашим дедом.
— По чьей указке? Погодите, не отвечайте — eruditorum.org?
— Молодцом, Рэнди.
— Как мне вас называть? Понтифик?
— Понтифик — хорошее слово.
— Да, — говорит Рэнди. — Я смотрел в словаре, искал подсказки в этимологии. Это старое латинское слово, и значит оно «священник».
— Католики зовут Папу «Pontifex Maximus», или «понтифик» для краткости, — соглашается понтифик, — но этим же словом язычники называли своих жрецов, а иудеи — раввинов, настолько оно внеконфессиональное.
— Однако буквальное его значение — «строитель мостов», поэтому прекрасно подходит для криптосистемы, — говорит Рэнди.
— И, надеюсь, для меня, — сухо отвечает понтифик. — Приятно, что вы так думаете, Рэнди. Для многих людей криптосистема скорее стена, чем мост.
— Да, черт возьми. Рад познакомиться с вами по телефону.
— Взаимно.
— Что-то последнее время от вас не было почты.
— Не хотел вас смущать. Вы могли подумать, будто я пытаюсь вас обратить.
— Ничуть. Кстати, знающие люди говорят, что ваша система чудная, но толковая.
— Она вовсе не чудная, если в ней разобраться, — вежливо отвечает понтифик.
— Ну… а чему я обязан этим звонком? Очевидно, ваши друзья меня прослушивают — по чьим указаниям?
— Не знаю, — говорит понтифик. — Но мне известно, что вы пытаетесь взломать «Аретузу».
Рэнди не помнит, чтобы когда-нибудь произносил это слово вслух. Оно было напечатано на обертках старых перфокарт, которые он прогонял через перфосчитыватель в Сиэтле. В памяти всплывает коробка из дедушкиного сундука, подписанная «ГАРВАРД-УОТЕРХАУЗ: ЗАДАЧА О РАЗЛОЖЕНИИ НА ПРОСТЫЕ СОМНОЖИТЕЛИ, 1949—1952». Теперь он по крайней мере может привязать понтифика к определенной дате.
— Вы работали в АНБ в конце сороковых — начале пятидесятых, — говорит Рэнди. — Вероятно, участвовали в разработке «Харвеста».
«Харвестом» назывался уникальный суперкомпьютер для взлома шифров, на три десятилетия опередивший свое время и построенный для АНБ инженерами «ЭТК».
— Как я упоминал, — говорит понтифик, — труды вашего деда пришлись очень кстати.
— У Честера работает бывший инженер «ЭТК», — вспоминает Рэнди. — Он помогал мне считывать перфокарты. Он ваш друг. Он вам позвонил.
Понтифик издает смешок.
— В нашей маленькой компании вряд ли найдется более памятное слово, чем «Аретуза». Бедняга чуть об пол не грохнулся, когда его увидел. Позвонил мне с моторки, Рэнди.
— В чем дело? Что в этой «Аретузе» такого особенного?
— Мы убили десять лет жизни, пытаясь ее взломать! И все напрасно!
— Наверное, это и впрямь было очень досадно, — говорит Рэнди. — У вас до сих пор в голосе слышится обида.
— Я зол на Комстока.
— Это не тот, который…
— Нет, не генеральный прокурор Пол Комсток. Его отец. Эрл Комсток.
— Что?! Тот тип, которого Дуг Шафто сбросил с фуникулера? Который устроил Вьетнамскую войну?
— Нет, нет! То есть да. Эрл Комсток во многом определил вьетнамскую политику. И Дуг Шафто действительно заработал свои пятнадцать минут славы, выбросив его из фуникулера, если не ошибаюсь, в
