проверка повредить не могла. О царапинах на воротах ей рассказывал Павел Бондарев, который сидел там же. Павел совершил побег до появления в концлагере Никольского и потому не мог знать в лицо их нового знакомого. Сейчас Павел остался в соборе.
Все сочувственно кивали. Вообще всех впечатляло умение Никольского жить, которое следовало из его рассказов.
– Ты бы сам смог так? – спрашивал викарий у звонаря. – Смог бы ты сам убить человека?
– Н-не знаю, – отвечал тот.
– А если перед тобой фашист? – не отставал викарий.
– Не знаю, – отпихивался и крутил головой Жорж Лерне. – Нет, это только ты можешь служить в храме, да еще и не забывать о мирских соблазнах. Я вообще не смогу в миру жить. Такого насмотрелся… Война закончится, попрошусь у настоятеля в монастырь Сент-Готард…
– Вы поможете нам? – неожиданно обратился Никольский к викарию.
– Чем? – Викарий поднял брови. – Вы совершили побег… Вам нужно выйти из города?
– Э-э-э… – Никольский оглянулся на звонаря. – Жорж рассказывал… Вы можете сделать нам документы?
– Хорошо, – кивнул викарий. – Документы, это да… Но пока вам придется скрываться в катакомбах… Я буду носить вам пищу.
Бутыль вина скоро опустела, викарий поставил на стол вторую. Сам он пил наравне со всеми, но, казалось, не хмелел.
Уже на прощание викарий прошептал на ухо радистке:
– Ты просила, и я сумел по своим старым связям договориться, чтобы Павла взяли в массовку при Гранд-опера. Он будет рад – ведь он очень хотел побывать на премьере «Волшебного стрелка»…
Глава 9
Чем ближе фронт, тем более напряженной жизнью жил аэродром люфтваффе под Парижем. Союзнические войска стояли уже под Верноном – в нескольких десятках километров от французской столицы. Непрестанный гул самолетов висел в воздухе. Каждый час садились или взлетали истребители, специальные служащие пополняли боеприпасы, заправляли самолеты. После чего самолеты снова взлетали. По интенсивности жизни аэродрома можно было судить о ходе сражений на Западном фронте.
Во избежание нападений маки (так назывались партизанские отряды во Франции) охрана аэродрома была усилена. Аэродром обнесен колючей проволокой.
Распахнулись ворота, и на территорию заехали несколько грузовиков. В кузове последнего грузовика сидели пленные в полосатых робах. Кавалькаду замыкал легковой автомобиль, на заднем сиденье которого расположился доктор Менгеле.
Грузовики затормозили. Навстречу легковому автомобилю в сопровождении охраны вышел молодой импозантный генерал в форме люфтваффе.
Доктор Менгеле выбрался из машины.
– Хайль Гитлер! – Генерал улыбнулся.
– Хайль! – Менгеле позволил себе вскинуть руку чуть более вяло.
– Итак, я приветствую вас, доктор, на моей территории, – генерал Данциг перешел на фамильярный тон и долго тряс руку медика. – Самолет, который вы ожидаете, уже давно прилетел… – Генерал махнул рукой, указывая на бомбардировщик, стоявший на некотором расстоянии от остальных самолетов.
Менгеле, приставив ко лбу ладонь, посмотрел на самолет.
– Отлично, – сказал он. – Клаус Рено помог мне, разместив мой заказ на одном из своих заводов в Марселе. Что же, займемся разгрузкой…
Они с генералом сели в автомобиль и направились к самолету. Туда же покатили и грузовики. Менее чем через минуту пространство вокруг самолета было оцеплено. Пленные под присмотром охраны перегрузили из самолета в грузовики черные продолговатые ящики. На каждом были изображены череп и две скрещенные кости.
– Что в ящиках? – улыбнулся генерал.
– Наш с господином Рено секрет.
– Не хотите говорить?.. – улыбнулся генерал и добавил после того, как Менгеле поморщился: – Какова здесь культурная жизнь, в столице Франции? – Данциг заглядывал при этом Менгеле в глаза.
Тот подумал, прежде чем ответить.
– Основная культурная жизнь лягушатников протекает в ресторанах и бистро, – наконец ухмыльнулся Менгеле. – Редкие исключения связаны с немецкой культурой… Вот, например, премьера «Вольного стрелка»…
Менгеле не договорил. Впереди раздался какой-то крик, и доктор, словно гончий пес, устремился вперед. Рядом с грузовиком суетились полосатые фигуры пленных, на земле что-то лежало.
– Что там случилось? – спросил генерал.
– Минутку, – ответил Менгеле. Он подозвал офицера охраны. – Что такое? – осведомился доктор, когда запыхавшийся охранник приблизился.
– Эти сволочи уронили один из ящиков, – откозыряв, доложил охранник.
– И что? – зарычал Менгеле.
– Ничего. Крышка отскочила.
Доктор бросился к упавшему ящику. Стало видно, что в древесных стружках упакованы двадцатикилограммовые баллоны, на каждом шла надпись «Циклон-Б».
– Осторожней, сволочи, – выругался Менгеле. – Сейчас все здесь нанюхаемся… Крышку – на место!.. Живо! А вы! – заорал он на приблизившихся солдат. – В сторону! Сейчас же! Никому не смотреть!!! За нарушение приказа – расстрел!
Менгеле, дрожа всем телом, оглянулся. Рядом стоял озадаченный Данциг.
– Что с вами? – полюбопытствовал генерал. – Вы так разозлились…
– А, нервы! – Доктор махнул рукой. – Эти остолопы вечно все испортят…
– А вы не раздражайтесь по мелочам, – доброжелательно произнес генерал, протягивая собеседнику пачку сигарет «Георг Пятый». – Такие люди, как вы, у нас наперечет. Если будете нервничать, одним станет меньше. Все утрясется. Главное, ваш груз прибыл, сейчас его погрузят…
Менгеле взял сигарету, прикурил от протянутой зажигалки.
– Кстати, о культуре, – сказал он, наблюдая, как ящик с приколоченной заново крышкой погрузили в кузов грузовика. – Подумать только! Эти лягушатники ввели меня в художественный совет Гранд-опера! Как вам это нравится!
Генерал хмыкнул, потом важно произнес:
– Тем самым они признали превосходство немецкой нации!
– Но я не профессионал в музыке…
– Талантливый человек – талантлив во всем, – решительно заявил генерал Данциг.
Погрузку скоро завершили. К собеседникам подскочил офицер охраны:
– Этих пленных – в бараки или в крематорий?
– В крематорий, всех в крематорий… – рассеянно ответил Менгеле. – Так что вы говорили о талантливых людях?
Августовское солнце опускалось к горизонту, когда здание Гранд-опера осветилось изнутри. Светомаскировочные шторы были укреплены на окнах, но на несколько минут было решено дать полный свет, чтобы проверить трюк, запланированный на день премьеры. Ярко освещенное, праздничное здание Гранд-опера в оккупированном Париже! Фоторепортеры сделают снимки, получится хороший пропагандистский ход…
Но вот свет погас. Члены художественного совета, маленькой стайкой собравшиеся на площади, наблюдавшие оттуда за театром, поспешили вернуться в здание.
Они прошли через пустое фойе, расположились в пустом зрительном зале. Но оркестр был на месте, артисты ждали за кулисами, и по залу ходил взволнованный режиссер. Вот он сделал знак дирижеру, и оркестр грянул увертюру… Начался предпремьерный костюмированный показ оперы «Вольный стрелок» Карла Марии фон Вебера.
На французских актерах были немецкие средневековые одежды. Арии оперы исполнялись на немецком
