самолет.
– Я понимаю, – виновато сказал Горецкий. – Но, Андрей… Тут такое дело… Нельзя ли ваш отдых немного отложить?
– А зачем? – Кремер насторожился. – Что-нибудь случилось?
– Да, случилось. Получена очень тревожная информация… Мы не могли бы с тобой сейчас встретиться?
– Нет, – отрезал Кремер.
– Андрей, это важно.
– Правительство вновь просит спасти мир? – Ирония Кремера скрывала холодную ярость. – Стас, я говорил это и Шведову, и тебе, и снова скажу. Я не сотрудник вашего треклятого управления и становиться таковым не собираюсь. Всего хорошего.
– Подожди!
– Что еще?
– В общем… Позвони мне на мобильный, если передумаешь. У нас есть какой-нибудь час…
– Всего хорошего, – повторил Кремер и положил трубку.
– Горецкий, – вздохнула Ольга, обнимая его за плечи. – Явно снова агитирует на работу…
– Вроде того.
– Лихо ты его отбрил… Слушай, как ты думаешь, если камеру завернуть – и в чемодан, ее в багаже не раздавят? Или отдельно в сумку, в ручную кладь?
– А?.. Да.
– Что «да»?
– Отдельно, в чемодан.
Ольга положила ладонь на лоб Кремера.
– Что с тобой, Андрей? Тебя так расстроил этот звонок?
Не отвечая, он вышел в кухню, достал из холодильника банку пива, вернулся и сел в кресло. Открыл банку с шипящим хлопком, сделал глоток, покосился на телефон.
«Андрей, это важно»…
Он вспомнил слова Голдина. «Каждый покупает, что хочет, а уж что ты купил – то навсегда твое». «Наверняка, – подумал он вяло, – Голдин это вычитал где-то. Но какая разница? Сказано-то верно».
Он вновь посмотрел на телефон. «Получена очень тревожная информация… У нас есть какой-нибудь час…»
Ольга безуспешно пыталась застегнуть чемодан.
– Андрей, помоги! – взмолилась она.
Кремер молчал. «Как сказать ей об этом, – думал он, – как ей сказать… Она так радовалась этой поездке…»
И все же сказать придется.
Прямо сейчас.
