– ...взять хотя бы ялтинского маньяка, – продолжал хозяин «Главкрымкурорта», проигнорировав реплику. – Я тут недавно посчитал, в какую копеечку лично мне бы он обошелся, если бы его не поймали. Считаем только по Ялте, без Южного берега. Санаторий «Бриз», бывший имени Калинина: четыреста двадцать мест, сутки в сезон от сорока пяти долларов минимум за место. Санаторий «Ай-Петри»: шестьсот семьдесят мест, сутки в сезон от шестидесяти долларов. Плюс – восемь частных гостиниц, плюс доля в «Интуристе-Ялта», плюс фирменый транспорт из Симферополя... А теперь помножь это на сезон, четыре месяца, – подцепив вилкой кусок парной осетрины, Василий Аркадьевич закусил, вновь разлил коньяк и продолжил: – Ну ладно, я ведь для многих – буржуй недорезанный, кровопийца и туристический магнат, обдирающий и курортников, и местную обслугу. Но ведь все эти официанты, бармены, горничные и прочие ложкомои, которые в моем «Главкрымкурорте» работают, не понимают или не хотят понять: не было бы меня – они бы просто банан сосали... А не отыщи милиция ялтинского маньяка – и подавно! – закончил он.
Поразмыслив, полковник милиции решил принять предложенные правила игры: уж если сам хозяин искренне считает, что приезжий из России, которого «закрыли» в качестве «ялтинского душегуба», и есть тот самый маньяк, на совести которого столько кровавых преступлений, то пусть так оно и будет. Действительно, для курортного города самое страшное – провалить сезон. Так что судьба какого-то лоха – лишь незначительное обстоятельство для Южного берега Крыма.
– Давай еще по одной, – разнеженный выпивкой и закуской Азаренок бережно налил в рюмки коньяк.
– С удовольствием! – откликнулся Николай Степанович, прикидывая: самому ли ему напомнить о земельном участке рядом с этим коттеджем, который был обещан ему в качестве гонорара за скорую поимку маньяка, или же хозяин сделает это самостоятельно. – И чтобы нас высокое начальство ценило! А то... сам понимаешь!
– Я-то тебя ценю, – хозяин коттеджа откинулся на высокую спинку винтажного стула. – И об обещаниях своих помню. Участок, который я тебе посулил, завтра посмотрим. Думаю, тебе понравится. Построиться помогу. Будешь моим соседом. Только чтобы потом тебя за коррупцию по разным инстанциям не таскали, оформим его по договору купли-продажи. Участок этот на моей дочери висит, так что проведем по бумагам продажу на кого-нибудь из твоих знакомых, а уж они пусть потом дарственную оформят или еще что- нибудь... Договорились?
Жаркое крымское солнце перевалило зенит, когда в тенистый ялтинский дворик по улице Киевской медленно въехала инвалидная коляска с черноволосым безногим парнем. Даже невооруженным взглядом было заметно, что инвалид проделал нелегкий путь: светлая сорочка промокла почти насквозь, руки, лежащие на рычагах, покраснели от напряжения, лоб покрылся липкой испариной.
– Фу-у-у... – отдышавшись, выдохнул инвалид и, заметив сидевшего на ступеньках подъезда пацана, поманил его пальцем. – Слышь, не в службу, а в дружбу... Поднимись-ка на третий этаж, позвони в дверь, что сразу налево, черным дерматином обита...
– Номер квартиры какой? – вставил пацан.
– Да на третьем этаже только одна такая дверь, – перебил инвалид, утирая рукой взмокший лоб. – И вызови сюда, вниз, Илью или Оксану. Мог бы я сам на своей коляске туда заехать – тебя б не просил, – с виноватой улыбкой закончил он.
Пацаненок вернулся минут через пять, и не один. Позади возвышалась пожилая тетка с фигурой гренадера и килограммом золотых зубов во рту.
– Это кто тут маньяка ищет? – спросила она и, зафиксировав глазами инвалида, уточнила с угрозой: – Ты, что ли?
– Маньяка?.. Где Илья?
– Где, где... В тюрьме! Знала бы я, кого на квартиру пускать. Я бы этого убивца и людоеда первого задушила, вот этими самыми руками... Дали бы автомат – рука бы не дрогнула!
Ковалев стал медленно закипать.
– Так, старая – а ты тут вообще кто такая?
– Это я – старая? – искренне возмутилась хозяйка. – Это ты, урод безногий, мне такие слова говоришь? Да я сейчас мужу позвоню, он те руки поотрывает да спички вместо них повставляет! Нет, вы только послушайте!
– Мы с другом и моей сестрой эту квартиру у тебя двадцать первого апреля сняли, – сдерживаясь из последних сил, проговорил Дима. – И я очень хотел бы узнать, где мой друг...
– Па-апрашу оградить меня от таких друзей! – взвилась тетка.
– Я бы тебя хорошей решеткой оградил! – не выдержал парень.
– Ах ты, засранец! – Схватив коляску, квартирная хозяйка рывками поволокла ее по газону со двора. – Ах ты, каракатица безногая! Да чтобы тебе повылазило!
Митя понял, что взял слишком круто.
– Мать, не скандаль только... Я только хочу узнать, где Илья, который у тебя квартиру двадцать первого апреля снял? Где моя сестра Оксана? Где наши вещи и документы, в конце концов?! Мы ведь тебе деньги заплатили, забыла?
– В тюрьме твой маньяк, там его ищи! – исходила ядом старая мегера и для наглядности сложила пальцы крестиком. – В тюрь-ме! Расстреляют его скоро! И поделом! А девку я никакую не видела! Такая же проститутка, наверное, как все вы! И вещей с документами никаких не знаю!
Докатив коляску до пешеходной дорожки, хозяйка квартиры толкнула ее вперед.
– Суки вы, су-у-уки... – только и сумел протянуть Дима.
Успокоившись, он попытался осмыслить увиденное. Реакция квартирной хозяйки была явно неадекватной. Конечно же, за ту неделю, которую Ковалев не видел сестру и друга, с ними могли произойти самые кошмарные вещи, думать о которых даже не хотелось. Но и слова «убивец и людоед», гневно брошенные в адрес Ильи, вообще не поддавались никакому логическому осмыслению. Такие вещи нередко произносятся в припадке гнева. Видимо, решил Дима, за время его отсутствия Илюха поссорился с квартирной хозяйкой, и притом настолько крепко, что в ссору вмешались менты, которые и пообещали отправить квартиранта в тюрьму. Пришлось, по всей вероятности, перебираться на другую квартиру. Сильно же, видать, Илюха ей насолил, если она собирается расстрелять его из автомата... Но почему же ни Илья, ни Оксана не искали его за все эти дни? Ответа на этот вопрос, как и на многие другие, не было...
Размышляя таким образом, Дима доехал в «инвалидке» до набережной, где и остановился. И тут его осенила здравая мысль: уж если сестра и друг где-то тут – то они наверняка часто бывают на набережной, главной улице города-курорта, куда и ведут все ялтинские дороги. А куда тут еще ходить? Инвалидная коляска у Мити приметная – если его ищут, то, скорее всего, обращают внимание на всех инвалидов- колясочников. А раз так, то нету никакого смысла бесцельно кататься по раскаленному асфальту. Лучше занять наблюдательный пункт где-нибудь в тени и, всматриваясь в круговерть толпы, фиксировать всех, похожих на Илью и Оксану. Конечно, нет гарантий, что сестра с женихом появятся тут именно сегодня или даже завтра. Но и альтернативы такому решению тоже нету...
Очень хотелось холодной воды. Есть хотелось не меньше, но желание сделать хоть одну затяжку затмевало и первое, и второе.
Дзи-инь! Неожиданно на асфальт рядом с ним упала монетка. Ковалев удивленно поднял голову – невысокий мужичок в шортах и белой тенниске, подмигнув ему, двинулся к открытой двери кафе.
– За нищего попрошайку приняли... – растерянно прошептал парень.
Первым желанием было окликнуть мужичка и, преисполнившись благородным негодованием, учинить скандал – мол, я тут по другому поводу стою! Но, поразмыслив, Дима решил не противиться неожиданному подарку судьбы. Он в чужом городе, где не знает абсолютно никого. У него нет ни денег, ни документов. Он голоден, его мучит жажда, а желание выкурить хоть одну сигарету и вовсе сводит с ума.
Воровато оглянувшись по сторонам, Дима поднял с асфальта выброшенную кем-то обувную коробку и примостил ее на обрубках ног...
Разнеженные южным солнцем курортники подавали щедро: денег, вырученных за первый час нищенства, с лихвой хватило на двухлитровую бутыль минералки, пачку приличных сигарет и несколько пирожков. Но все это не радовало. Сколько ни смотрел Митя по сторонам, сколько ни вертел головой,
