часы:
– Заседание… Опоздаем…
– Погоди.
Долорес еще не спела с бойцами одной веселой песни. Она знает, что значит накануне атаки мелодия, знакомая с детства.
В Мадриде она шла впереди женщин. Был холодный пыльный день. Она остановила дружинников, убегавших от марокканцев, – не упреком – глазами. Бойцы клялись ей: «Отстоим Мадрид!»
Один отряд с трудом удерживал позицию. Долорес добралась туда в танке. Бойцы радостно кричали: «Теперь ни за что не уйдем». Коммунисты показывали партийные билеты:
– Долорес, напиши здесь твое имя…
Штурмовые гвардейцы приревновали:
– Мы тоже деремся за республику.
Они вынули свои удостоверения:
– Напиши.
У одного молоденького дружинника ничего не было, кроме фотографии матери. Долорес обняла его и написала: «Долорес».
Мы знаем, что такое для оратора аплодисменты. Я слышал, как речи Долорес прерывали орудийные выстрелы. Среди снарядов привычные слова звучали по-иному. Ее слова обходят мир быстрее, чем песня. Они становятся анонимными, как эпос. Они становятся словами народа. Многие ли знают, кто первый кинул в лицо смерти два чудодейственных слова «?No pasaran!»? Она, Долорес.
Страшный зной арагонского лета. Ни капли воды. Проносят раненых фашистов. Один боец вытащил фляжку: глоток на дне. [298]
– Пей, Долорес!
Раненый шепчет:
– Пить!
Долорес дает ему фляжку:
– Раненый…
Налетела авиация. Одна часть дрогнула. Кто-то кричит:
– Трусы! Не видите, что здесь Пасионария?..
Бойцы тотчас остановились, пристыженные.
В Бельчите к Долорес привели трех священников. Они дрожат от страха. Один, самый хитрый, говорит:
– Я лично всегда любил бедных. Я толковал папскую энциклику «Рерум новарум», посвященную социальному вопросу, в духе снисхождения к низшим классам…
Он запнулся и вдруг стонет:
– Мы два дня ничего не пили…
Воды нет. Долорес ушла и вернулась с кувшином, с лимонами.
– О, святой Иисусе из Сео! О, святая дева пиларская! Благословите эту добрую сеньору!
Один боец, смеясь, спрашивает:
– А ты знаешь, кто эта сеньора?
– Наверно, супруга старшего командира.
Бойцы хохочут:
– Это Пасионария.
Три священника всплеснули руками:
– Святая дева пиларская! Нам говорили, что Пасионария злая женщина, которая любит кровь, а она дала нам воду и лимоны.
Вечером три священника выступили по радио:
– Неправда, что красные убивают пленных. Неправда, что Пасионария злая женщина. Неправда, что республиканцы враги Испании.
Командир Модесто кричит:
– Долорес, сейчас же уходи!.. Убьют!..
Она улыбается. Бойцы весело говорят один другому:
– Долорес с нами…
Два года войны. Она на своем посту; работает с раннего утра до поздней ночи. Душные ночи. Грохот зениток. Тревожные телеграммы. За сколько лет сойдут эти недели?.. По-прежнему Долорес смеется, ободряет других.
– После победы выспимся… [299]
В маленьком андалусском домике я увидел портрет Долорес рядом с изображением святой Терезы. Я спросил крестьянку:
– Ты знаешь, кто это?
– Пасионария. Бедная женщина, как я. Только у нее большое сердце. Ее все слушают – министры, генералы. А я смотрю на нее, и мне легче плакать: у меня все трое там…
июнь 1938
В фашистской Испании
Генерал Франко, подражая Муссолини, ввел новое летосчисление. 18 июля начался «3-й триумфальный год». Как живет фашистская Испания после двух «триумфальных» лет? Фашистские газеты ограничиваются описанием военных побед, восхвалениями каудильо Франко, отчетами о молебнах и светской хроникой. Английские и американские журналисты, находящиеся в фашистской Испании, немногим разговорчивей своих испанских собратьев. Конечно, приезжая в Сен-Жан-де-Люз или в Андай, за стаканом виски они рассказывают много любопытного, но в газеты они посылают только благонамеренные корреспонденции: они дорожат своим местом. Таким образом, по печатным материалам трудно составить представление о жизни фашистской Испании. Зато рассказы людей, которые приезжают оттуда, весьма поучительны. Каждый день через границу переходят несколько смельчаков. В Сен-Жан-де-Люз, в Биарриц, в Байонну приезжают англичане, американцы, французы, проживающие в фашистской Испании. Наконец, среди сотни шпионов, которых генерал Франко ежедневно направляет во Францию, попадается один безобидный обыватель, благодаря личным связям получивший заграничный паспорт и приехавший во Францию, чтобы купить костюм или вставить золотой зуб. Я разговаривал со многими людьми, приехавшими оттуда, с испанцами и с иностранцами, с левыми и с фашистами, с крестьянами и с докторами. Я тщательно проверял рассказы каждого. Я попытаюсь обрисовать жизнь фашистской Испании, точнее, ее северных провинций, воздерживаясь от личных суждений. [300]
В руках фашистов находятся сельскохозяйственные провинции. В фашистской Испании много хлеба, растительного масла, сахара, рыбы, табака. Из продуктов питания сказывается недостаток в мясе, рисе и кофе. Мясо продается два или три раза в неделю. Цены на продовольствие возросли. Крестьяне, не доверяя бумажным песетам, вкладывают деньги в скот. В Наварре свинья стоила до войны 2 песеты 10 сантимов за кило, теперь она стоит 4 песеты 25 сантимов. Поросенок стоил 40-50 песет, теперь продается за 200-225 песет. На ряд продуктов установлены твердые цены, однако крестьяне отказываются продавать мясо или овощи по этим ценам. Так, например, цена на картошку в Наварре равняется 17 сантимам за кило. Обходя постановления, интендантство платит крестьянам по 30 сантимов за кило. Кочан капусты в Бургосе стоит 3 песеты, десяток апельсинов 4 песеты 50 сантимов.
Мало кожи: обувь вздорожала втрое. Особенно остро чувствуется недостаток в одежде: нет больше каталонских фабрикантов – приходится довольствоваться незначительным итальянским импортом и продукцией второстепенных фабрик. Самая что ни на есть скверная рубашка стоит 20-25 песет, плохие чулки – 9 песет. Тапочек нет: нет ниток. Все текстильные товары вздорожали в 5-6 раз.
Коммерсанты боятся продавать дорого – установлены контрольные комиссии. Они не хотят продавать дешево – покупательная сила песеты все время понижается. Они предпочитают вовсе не продавать, но закрыть магазины они не могут: за это полагается крупный штраф. Витрины полны товарами (коммерсант обязан содержать витрины в должном виде), но внутри магазины пусты.
Впрочем, и покупателей немного: фашисты снизили заработную плату. Металлист Бискайи, который прежде получал 12 песет 50 сантимов, теперь получает 9 песет 60 сантимов. Батрак в Кастилии, прежде
