— Тогда придётся напомнить, что я и впрямь подлый негодяй. Можешь идти сам, а нет — русский накинет тебе на шею верёвку, и поедешь по ступеням на своём набитом говядиной брюхе!
— Я пойду, — отвечал Клуни, глядя на Евгения. Надо думать, он уже насмотрелся на то, что может сделать московит, и боялся его больше, чем Джека.
Последовала короткая пробежка через тёмные недра Тауэра. После третьего поворота Джек совершенно потерял направление. Он догадывался, что они прошли через куртину и попали в Кирпичную башню.
Впереди открылась каменная лестница. Она вела вниз, во мрак, который не рассеивали их фонари. Кто-нибудь посуеверней Джека отпрянул бы, увидев в ней прообраз тюрьмы, смерти и спуска в иной мир. Однако в каталоге жутких мест, куда Джек совался за свою жизнь, это ничем особым не выделялось. Он начал спуск, повернул налево на лестничной площадке, потом снова налево у основания следующего пролёта. Они будто угодили в какое-то норманнское подземелье, но, пройдя в дверь, Джек оказался, кто бы мог подумать, на улице — Минт-стрит. Прямо перед ним стоял дом, чёрная от копоти развалюха. Дверь её была распахнута, внутри горел огонёк. Дверь и улицу стерегли трое — все прекрасно знакомые Джеку — с ne plus ultra [13] оружием сдерживания толпы, мушкетонами. И стерегли успешно: толпа (несколько рабочих Монетного двора) посматривала издали, готовая, если потребуется, отбежать за Лучную башню.
Не потребовалось. Джек замедлил шаг, опустил тяжёлую сумку, давая роздых руке, и обернулся посмотреть, где остальные. От этого движения плащ распахнулся, явив притихшим зрителям роскошную золотую подкладку. Увидев де Жекса сразу за собой, Джек подхватил сумку и внёс её в дом смотрителя Монетного двора.
Дом был пуст. На должность смотрителя — выгодную синекуру — обычно назначали людей, ничего не смыслящих в чеканке монет и не особо желающих в неё вникать, зато со связями. Такой человек не станет жить в таком доме, пусть даже предоставленном ему государством. Он скорее поселится в живодёрне на окраине Дублина, чем на дымной улице среди солдатни. Поэтому дом по большей части не использовался, за исключением одной комнаты. Идя на свет, Джек спустился по лестнице к распахнутой двери.
Хранилище было в ширину не больше размаха рук и такое низкое, что Джек едва не упёрся головой в сводчатый потолок. Оно располагалось ниже уровня рва — отсюда сырость, — но выстроено было на славу. На столе у дальней стены стоял чёрный ящик с тремя запорами. Два открытых замка болтались на петлях, как свежеубитая дичь. Третий, размером с мужской кулак, ждал своей очереди. Перед ящиком на перевёрнутой корзине сидел рослый детина, чьё лицо скрывали упавшие на лицо чёрные пряди. Он всматривался в замок с расстояния в несколько дюймов, ковыряясь в его внутренностях стальной зубочисткой. Зрелище не удивило Джека, который ожидал, что так всё и будет, за одним-единственным исключением.
— И это он?! — воскликнул Джек.
— Это ковчег, то есть ящик для пробной монеты, — отвечал черноволосый голосом вошедшего в транс индусского мистика.
— В любой другой стране уж расстарались бы, чтобы он выглядел впечатляюще. А тут — ящик и ящик.
— Всякая вещь, исполняющая роль ящика, неизбежно выглядит ящиком, — сказал черноволосый. — Если тебя это утешит, замки превосходные.
— Как-то не похоже, что эти два превосходны, — заметил Джек.
— Зато третий! Полагаю, первые два принадлежат лорду-казначею и смотрителю. А это — замок директора.
— Ньютона.
— Да. Какой-то европейский почитатель — не иначе как герцог или князь — сделал ему такой презент.
Джек услышал за спиной дыхание де Жекса и сказал:
— Уж кто-кто, а ты мог бы помнить про время.
— Сатурн был повелитель времени, а не его раб.
— А ты?
— Когда как. Большую часть дня я у времени в рабстве, и лишь когда копаюсь в часах — или в замке, — оно останавливается.
— Ты хочешь сказать, часы останавливаются?
— Нет. Останавливается время, или так мне кажется. Я не чувствую его хода. Когда меня отвлекают, я замечаю, что мочевой пузырь переполнен, во рту пересохло, в животе бурчит, камин погас, а солнце село. Но тогда передо мною на столе собранные часы… — в механизме что-то хмыкнуло, — или открытый замок. — Сатурн не мог встать в полный рост, поэтому просто выпрямился, глубоко вздохнул и осторожно, чтобы не ударить о стенку ящика, снял замок.
— Ты только что говорил, будто Ньютонов замок какой-то охрененный.
Сатурн поднёс замок к свече, чтобы все могли полюбоваться его барочностью. Замок изображал портик античного храма, вполне классический, однако вместо греческих богов его украшали серафимы и херувимы, а по фризу шла надпись на древнееврейском.
— Храм Соломона, — объяснил Сатурн.
— Замочной скважины нет! — изумился Джек.
Между колоннами располагалась крохотная дверца тоже с древнееврейской надписью. Сатурн открыл её чёрным ногтем. За дверью на алтаре горело пламя — видимо, из чистого золота. В нём-то и располагалась неимоверно сложная замочная скважина, вырезанная в форме лабиринта.
— Ты был прав, — сказал Джек. — И впрямь охренеть можно.
— Красиво и умно. Однако замок — он замок и есть.
Сатурн откинул третий запор, взялся за ручку на крышке и потянул.
Ковчег со скрипом открылся. Джек шагнул вперёд. Де Жекс торопливо встал рядом с ним.
Шайвский утёс. Сумерки
На палубе, в свете горящей башни, драгуны шестами толкали гукер, мучительно, ярд за ярдом уводя его от пламени; под палубой в свете фонаря, который Барнс предусмотрительно захватил с «Аталанты», сэр Исаак Ньютон и Даниель Уотерхауз смотрели на огромный запертый сундук и слушали его тиканье.
Барнс подсунул штык под окованный железом сундук и попытался его поднять, затем объявил:
— Дело даже не в весе. Он привинчен к корпусу корабля, и головки болтов — внутри сундука.
Исаак не ответил. Он вообще молчал с тех пор, как спустился в трюм и не увидел там ничего, кроме тикающего сундука.
В кои-то веки у Даниеля было интеллектуальное преимущество. Исаак поднялся на гукер в полной уверенности, что расставил капкан Джеку-Монетчику и скоро завладеет золотом Соломона. Мысль, что это Джек расставил ему капкан, только сейчас проникла в его сознание, и ей требовалось время, чтобы пустить корни.
Инстинкт гнал Даниеля на нос или на корму, как можно дальше от адского механизма. При большом везении он мог бы пережить взрыв. Однако сейчас стало ясно, что гукер переломится, как сухая ветка, и мгновенно утонет в холодной тёмной воде.
Поднимаясь на палубу, Даниель забрал фонарь, чтобы буквально оставить Исаака во тьме неведения. Он боялся, что при свете Исаак попытается что-нибудь сделать с механизмом. Барнс вышел вслед за Даниелем.
Шайвская башня раскалённым докрасна обелиском вставала прямо из моря.
Беглецы подрубили мачты и выбросили за борт румпель, так что гукер мог только дрейфовать по воле ветра и волн. Куда она приведёт, оставалось лишь гадать, поскольку Темза и Медуэй вступили в войну с начавшимся приливом и по всей линии фронта закручивались лихие водовороты. Но в целом судёнышко несло к середине устья, откуда объединенное течение рек должно было вытолкнуть его в море. До острова
