губах.
Она объяснила:
— Сейчас, глядя в окно, я всё поняла. Когда я последний раз видела ваш Двор технологических искусств, это был базар ума. Множество изобретателей, каждый в своём закутке, при своём деле, и все обмениваются мыслями по пути в нужник или за чашкой кофе. Вроде бы всё замечательно, да? И поскольку мне любопытны те же вопросы, я позволила себе обмануться… да, я признаю, что сама виновата! И всё же, несмотря на самообман, внутренний голос нашёптывал мне, что, по сути, это неразумное вложение. Сегодня я приезжаю сюда и вижу, что ничего нет. Изобретатели собрали вещи и ушли. Остались земля и здания. За них ваши инвесторы переплатили. Здесь будут обычные торговые ряды. Цена им — такая же, как зданиям справа и слева.
— Что до цены недвижимости, я согласен, — сказал Даниель. — Значит ли это, что вы и Роджер неудачно вложили деньги?
— Да. — Элиза снова улыбнулась. — Именно так.
— В приходных книгах, возможно, и так…
— О, поверьте мне, да.
— Но ведь Роджер не сводил всё к одной лишь финансовой выгоде, верно? Он преследовал и другие цели.
— Совершенно верно, — подтвердила Элиза. — Вы меня неправильно поняли. У меня тоже есть много целей, которые нельзя оценить в деньгах и записать в приходную книгу. Однако я всегда стараюсь мысленно отделять их от проектов, разумных с точки зрения всякого инвестора. В случае Двора технологических искусств я допустила ошибку: смешала одно с другим. Вот и всё. Думаю, собственность на ртутный дух, циркулирующий в умах изобретателей и философов, вообще невозможна. С тем же успехом можно собрать в ведро электрическую жидкость мистера Хоксби.
— Так это бесполезно?
— Что бесполезно, доктор Уотерхауз?
— Поддерживать такие проекты.
— О нет. Не бесполезно. Думаю, такое возможно. Первый раз я допустила ошибку, вот и всё.
— Будет ли второй?
Молчание. Даниель сделал новый заход:
— Итак, каков заключительный баланс? Мне надо знать, поскольку я занимаюсь наследством Роджера.
— А. Вы хотите знать, сколько это стоит?
— Да. Спасибо, ваша светлость.
— Ровно столько же, сколько соседнее здание. Вы можете, конечно, заявить претензии на денежную стоимость сделанных здесь изобретений. Например, если через полгода часовщик, работавший у вас, построит часы, которые выиграют премию за нахождение долготы, то наследники Роджера могут затребовать себе часть денег. Но это будет обречённая затея, и обогатит она только адвокатов.
— Хорошо. Это мы спишем. А что насчёт логической машины?…
— Я слышала, что картонабивочные органы вывезли из Брайдуэлла и бросили в реку.
— Да, я проследил, чтобы в Брайдуэлле ничего не осталось.
— А сами карты?
— Скоро отправятся в Ганновер, а оттуда в Санкт-Петербург, в царскую Академию наук.
— Значит, они никак не влияют на итог. Про что вы меня в таком случае спрашиваете?
В каком-то смысле Даниеля отталкивала беспощадность финансового анализа. Отталкивала и в то же время зачаровывала. Чем-то их беседа походила на вивисекцию: жуткую, но интересную ровно настолько, чтобы не развернуться на каблуках и не сбежать в ближайший питейным дом.
— Наверное, я спрашиваю про всю структуру идей, придающих картам логической машины их ценность.
— Ценность?
— Ладно, скажу иначе. Не ценность. Способность производить вычисления.
— Вы спрашиваете, сколько стоят эти идеи?
— Да.
— Зависит от того, как скоро удастся создать настоящую логическую машину. Вы ведь её не сделали?
— Не сделали, — признал Даниель. — Мы многому научились, пока строили картонабивочные органы…
— «Мы» означает… — Элиза кивнула на пустые мастерские за окном, где сейчас хозяйничали солдаты.
— Ладно, — проговорил Даниель, — «нас» больше нет. «Мы» рассеялись, и собрать «нас» снова будет непросто.
— А ваши органы на дне реки.
— Да.
— У вас есть чертежи? Схемы?
— По большей части у нас в голове.
— Тогда вот что бы я сказала, — начала Элиза, — если бы подводила баланс. Идеи очень хороши. Качество работы превосходно. Однако это идеи Лейбница, они устоят либо рухнут вместе с ним и его репутацией. Сейчас его репутация в глазах Ганноверов, правящего дома этой страны, очень низка. Каролина любит доктора и пыталась помирить его с сэром Исааком, но ничего не вышло. Даже став королевой, она мало что сможет изменить — настолько несовместимы идеи Лейбница с идеями Ньютона. Иное дело, будь идеи Лейбница полезны практически, но пока нет и этого, а идеи Ньютона полезны уже сейчас. Логическую машину, вероятно, построят не скоро — может, лет через сто или даже больше. И до тех пор всё это не будет стоить ничего.
— Хм. Труд моей жизни не стоит ничего. Горько слышать.
— Я всего лишь говорю, что сейчас вам никто за него не заплатит. Однако великий монарх на Востоке охотно поддерживал ваши исследования. Пошлите ему всё. Золотые карты, ваши записки и чертежи, то, что прислал Енох Роот из Бостона — пусть всё отправится на Восток, где хоть один человек это ценит.
— Хорошо. Я как раз этим занимаюсь.
Элиза отвернулась от окна и очень внимательно оглядела Даниеля Уотерхауза. Только что она загнала его в угол. Сейчас ей в голову пришла какая-то мысль: неожиданная и явно неприятная.
— Вам кажется, будто это всё? Когда вы, Даниель, говорите о труде своей жизни, вы включаете в него только работу над логической машиной.
Даниель показал пустые ладони.
— А что же ещё?
— По меньшей мере есть ваш сын Годфри, которого вы должны дальше воспитывать! Один ребёнок в Бостоне сегодня — миллионы потомков в будущем.
— Да, но каких, в какого рода государстве?
— А вот это уж зависит от вас. А если оставить в стороне Годфри — вспомните, что вы совершили за последний год, с тех пор, как получили письмо от принцессы Каролины!
— Я помню только бессмысленную суету.
— Вы многое сделали для своей страны. Для машины мистера Ньюкомена. Для отмены рабства. Для Ньютона и Лейбница, хотя они оба, возможно, не ценят ваших усилий.
— Как я уже сказал, мне всё кажется бессмысленной суетой. Однако вы дали мне пищу для размышлений: мысли, которые я смогу пережевывать до конца жизни.
— Не надо их пережевывать! Извлеките суть! Поймите, как много вы сделали.
— Подбивая свои итоги, нашли ли вы хоть что-нибудь ценное? — спросил Даниель.
— О да, — отвечала Элиза. — Машина для подъёма воды посредством огня более чем покроет убытки, на которые я жаловалась.
— Мне не показалось, что вы жалуетесь. Скорее констатируете факты, — сказал Даниель.
— Я постоянно теряю деньги, — заверила она. — Я довольно много издержала на борьбу с рабством
