Баллада: Осенние пляски фей

это говоришь ты.

Она забрала у меня ведерко с попкорном и поставила его на кресло с другой стороны.

- Зачем я угощала тебя попкорном? Надо было заставить тебя пить масло, чтобы не издевался над моим режиссерским псевдонимом!

Я ухмыльнулся:

- Да, такая участь страшнее смерти.

Я задумался о ее словах про тысячи жизней, которые можно прожить на экране. Тысячи человеческих жизней. Важное уточнение.

- Все-таки шестнадцать лет - немалый срок. Ты вполне могла бы стать режиссером.

Нуала развернулась лицом ко мне, нахмурив брови, и заговорила, перекрывая напряженное музыкальное сопровождение последней сцены:

- Ты что, совсем дурак? Вроде несложно догадаться. Меня раздражают люди, которые выдумывают отговорки.

- Только не говори, что времени недостаточно. Ты могла хотя бы попробовать. Шестнадцати лет хватит, чтобы попробовать.

Она зашипела сквозь зубы и покачала головой:

- Точно дурак. Ты не слышал, как я играю на фортепиано? Так вот, слова я писать тоже не в состоянии. Если бы мне нужно было что-то создать во время режиссуры, я бы не смогла.

- Тяжело. Но преодолимо, - заметил я.

Она не прищурилась, скорее просто уголки ее глаз стали жестче.

- Ладно. А что, если у меня поменяется внешность?

Я криво усмехнулся:

- Мадонне это сходит с рук.

Нуала подняла руки перед собой и сжала их в кулаки, как будто представляя, что душит меня:

- Ну да, конечно. А что делать с тем, что я, как все феи, должна следовать за самым сильным клеверхендом? Что будет, если, как только я начну работу, клеверхенд решит переехать на другой край страны? Ты что, не понимаешь? Я вообще не могу вести нормальную жизнь, и уж тем более не могу строить карьеру. Дело не в том, пытаюсь я или нет.

Я понял подтекст: в ней столько от человека, что быть феей ей в тягость, и столько от феи, что она не может вести человеческую жизнь. Но я просто сказал:

- При чем тут клеверхенд?

Нуала, не глядя, махнула рукой в сторону экрана. Он погас, и мы очутились в полной темноте. Через несколько секунд мои глаза начали приспосабливаться к едва различимому свету предупреждающей подсветки в проходах, но все равно я видел только огромные синие глаза Нуалы. Даже по одним глазам было понятно, что на ее лице застыло недоверчивое выражение.

- Вспомни свою we-девушку. Мне понадобилось ровно две секунды, чтобы понять. Неужели ты знаешь о феях и о ней, но не знаешь, кто такие клеверхенды?

Когда она упомянула Ди, у меня что-то сжалось в животе. Я больше не хотел сидеть в липком кресле кинотеатра. Хотелось вскочить, мерить пол шагами, двигаться. Хотелось пробить стену кулаком.

Нуала взглянула на мои руки, как будто тоже представила, как я пробиваю стенку:

- Предыдущая Королева была клеверхендом. Она умерла. Теперь твоя ненастоящая девушка приехала сюда, она - самый сильный клеверхенд, а значит, мы тоже здесь.

- Не называй ее так.

- Их так называют. Тех, кто притягивает фей. Мы должны оставаться рядом с ними. Волшебная страна всегда находится где-то поблизости от клеверхенда.

Я вспомнил слова Ди в ту первую ночь, когда мы встретились в школе. «Ты Их видел?»

Я устал всматриваться в темноту, устал держать глаза открытыми, поэтому опустил веки и уткнулся лбом в кулаки:

- Выходит, Они всегда будут рядом с ней…

Не знаю, сможет ли Ди это выдержать.

- Пока не появится более сильный клеверхенд.

Голос Нуалы был совсем близко, но я не открывал глаз. Я чувствовал ее дыхание.

- Зачем ты написал на руке «мертвые»?

- Не помню.

- Я тебе не верю. О чем ты думал, когда это писал?

- Не помню.

- Ты ее любишь?

- Нуала, отстань от меня.

Она не сдавалась:

- Ответь: «да» или «нет»? Я даже не человек. Это все равно что признаться себе.

Я так плотно прижимал веки кулаками, что перед глазами бессмысленно заплясали разноцветные узоры светло-сиреневого и зеленого цвета.

- Нуала, я очень вежливо попросил тебя оставить меня в покое. Это не значит, что в глубине души я хочу, чтобы ты долбила меня, пока я не передумаю. Это значит, что я и правда не хочу об этом говорить. Ни с тобой, ни с кем другим. Ничего личного.

Нуала схватила мои кулаки, рассыпая по моим рукам озноб:

- Почему ты больше не играешь после того, как поцеловал ее?

Отстань.

Что мне было говорить, даже если бы я хотел ответить? Что всякие глупости, вроде музыки и дыхания, потеряли смысл? Что после того, как я поцеловал Ди, в моей голове был один только белый шум, в котором я не мог найти ни единой ноты?

- Это уже кое-что, - сказала Нуала.

Опять мысли читает. Может, она не в состоянии прекратить?

Мне не хотелось ничего прибавлять к мыслям о Ди. Я вроде как сменил тему.

- По-моему, тебе повезло.

- Мне?!

- Ага. - Я повернул голову, чтобы посмотреть на нее, и одна рука Нуалы легла мне на щеку. Под чуждым прикосновением кожа на моем лице подобралась.

- Если бы в нашем дурацком мире бессмертие было у одной тебя, это было бы ужасно. Только представь, тебе пришлось бы помнить многие годы, в течение которых все, кого ты знала, исчезают.

Нуала нахмурилась, разглядывая свои пальцы:

- Другие феи помнят.

- Ты сама сказала, что не такая, как остальные. У них нет настоящих чувств. Тебе нужно быть человечнее, правильно? Чтобы легче было нас ловить.

Она молчала.

- Так сколько в тебе человеческого?

Спросив, я понял, что сам не вполне понимаю, что именно я имею в виду, но отказываться от вопроса не стал.

Нуала долго молчала, и я решил, что она не станет отвечать. Наконец она сняла руку с моей щеки:

- Слишком много. Я думала, что я не очень-то человечна, но, кажется, я ошиблась. А может, это от того, что я умираю. Может, оно всегда так. Откуда мне знать? Шестнадцать лет - это не так уж и много, когда они заканчиваются.

Я выпрямился. Мне не нравилось, что я чувствую.

- Прекрати себя жалеть.

- Сначала сам прекрати, - капризно ответила она.

Я посмотрел на свои руки. В слабом свете я едва мог различить некоторые слова: «мертвые», «валькирия», «идти за ними до низа».

- Давай вместе что-нибудь напишем.