Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции

момента. «Лозунги превосходные, увлекательные, опьяняющие, — почвы под ними нет, — вот суть революционной фразы»⁵⁶⁹, — писал В. И. Ленин.

Мелкой буржуазии недостает выдержки в трудные минуты. Вначале, пока революция развивается гладко, по прямой, без особых трудностей и серьезных осложнений, появляется головокружение от успехов, которое приводит мелкобуржуазного революционера к мысли, что он все может, стоит лишь захотеть. Но при возникновении серьезных препятствий это настроение сменяется шараханьем из одной крайности в другую, и он легко переходит к ультрареволюционности, которая неустойчива и бесплодна и состоит наполовину из фразы, наполовину из отчаяния. Поэтому разгул «левой» фразы наступал, как правило, на крутых поворотах истории.

Социальным источником, питавшим «левый» революционаризм, был, как указывал В. И. Ленин, «мелкий хозяйчик, который взбесился от ужасов войны, от внезапного разорения, от неслыханных мучений голода и разрухи, который истерически мечется, ища выхода и спасенья, колеблясь между доверием к пролетариату и поддержкой его, с одной стороны, приступами отчаяния — с другой»⁵⁷⁰. Этот хозяйчик неспособен проявить в нужный момент стойкость, организованность, выдержку, что и отразилось в демагогических заявлениях левых эсеров о «всеобщем восстании», «повстанческих комитетах», «предательстве мировой революции». Левые эсеры, считавшие, что «революция может идти только прямо»⁵⁷¹, побили, по выражению В. И. Ленина, рекорд фразы о революционной войне⁵⁷². А за этой фразой не стояло ничего, кроме мелкобуржуазного авантюризма и нежелания понять, что для серьезной борьбы с международным империализмом нужны не «истерические порывы», а «мерная поступь железных батальонов пролетариата»⁵⁷³.

В. И. Ленин указывал, что отход левых эсеров от большевиков — явление закономерное, связанное с дальнейшим развитием революции, которая в России проходила в особо сложных и трудных условиях. Было бы неправильно полагать, что она обойдется без колеблющихся. «…Это значило бы, — писал В. И. Ленин, — совершенно не считаться с классовым характером переворота, с природой партий и политических группировок»⁵⁷⁴. Поддаваясь давлению буржуазии и воздействию мелкобуржуазной стихии, ища выхода из внутренних и внешнеполитических трудностей в «революционной» войне, левые эсеры, авантюристически играя завоеваниями Октябрьской революции, резко качнулись вправо.

После решения ВЦИК 24 февраля 1918 г. о принятии условий мира, предложенных Германией, ЦК левых эсеров провозгласил борьбу против Брестского договора основной линией политики своей партии. Однако решительный разрыв с большевиками левоэсеровские лидеры откладывали до IV Чрезвычайного Всероссийского съезда Советов. Во-первых, они питали надежду, что съезд выскажется против ратификации договора, а во-вторых, в самой партии не было единого мнения по вопросу о том, оставаться или нет в правительстве в случае его ратификации.

IV Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов открылся 15 марта 1918 г. На него прибыло 1084 делегата с правом решающего голоса, из них большевиков — 732 (68%), левых эсеров — 238 (22%), представителей других партий — 96 (9%), в том числе 15 правых эсеров и 18 беспартийных⁵⁷⁵. С докладом о ратификации договора на съезде выступил встреченный бурными овациями В. И. Ленин. Он убедительно показал, что необходимо как можно вернее и надежнее обеспечить возможность укрепления социалистической революции, сохранить ее завоевания, ибо Советская республика не в состоянии вести войну. Поэтому, «какова бы ни была передышка, как бы ни был непрочен, как бы ни был короток, тяжел и унизителен мир, он лучше, чем война, ибо он дает возможность вздохнуть народным массам, потому что он дает возможность поправить то, что сделала буржуазия…»⁵⁷⁶.

Отстаивая свою гибельную для дела революции авантюристическую позицию, левые эсеры развернули ожесточенную борьбу против большевиков и Советского правительства. Содоклад представителя фракции левых эсеров Камкова представлял собой смесь истерических воплей, «архиреволюционной» фразы и полного непонимания условий момента. «Мира нет и быть не может, покуда революционная Россия, покуда крестьянство трудовое, покуда пролетариат окончательно не раздавлен, растоптан в крови международным империализмом»⁵⁷⁷, — кричал с трибуны съезда Камков, обвиняя В. И. Ленина и большевиков в прислужничестве германскому империализму.

В своем заключительном слове Камков заявил, что партия левых эсеров слагает с себя ответственность за ратификацию и выйдет из правительства в случае принятия условий, предложенных Германией. «Как правительственная партия, — говорил он, — мы не имели бы права предпринимать шагов к нарушению этих условий, как партия политическая, не ответственная за ратификацию, мы берем на себя смелость утверждать, что мы сделаем все от себя зависящее, чтобы оказать вооруженное партизанское сопротивление на всех фронтах»⁵⁷⁸.

Таким образом, в содокладе фракции левых эсеров кроме предупреждения о выходе из правительства в случае ратификации мирного договора содержался и открытый призыв к вооруженному срыву Брестского мира. В то же время Камков говорил, что, за исключением вопроса о мире, «на всех путях партии большевиков» левые эсеры будут поддерживать ее как «честные борцы»⁵⁷⁹.

Руководители левых эсеров еще не решались поставить все точки над «и». Об этом свидетельствовала и декларация, которая была оглашена Штейнбергом после того, как съезд большинством в 785 голосов против 261 при 115 воздержавшихся ратифицировал Брестский договор. В ней говорилось, что партия левых эсеров отзывает своих представителей из Совета Народных Комиссаров. Вместе с тем она считает своим долгом подчеркнуть, что, «поскольку Совет Народных Комиссаров будет проводить в жизнь программу Октябрьской революции, партия обещает ему свое содействие и поддержку»⁵⁸⁰.

Чего стоили подобные заверения, показали дальнейшие события, но тогда они свидетельствовали, что левые эсеры еще не решаются окончательно порвать с большевиками, выступить против политики Советского правительства в целом. Видимо, на содержании декларации отразились и результаты голосования по вопросу о ратификации Брестского договора в самой левоэсеровской фракции, где против ратификации голосовало 135 человек, «за» — 15, воздержались — 36, а 79 осудили выход левых эсеров из СНК⁵⁸¹.

Разорвав правительственную коалицию с большевиками, левые эсеры остались советской партией, представленной во ВЦИК, в местных Советах, наркоматах и других правительственных учреждениях. Впоследствии в обвинительном заключении по делу о мятеже 6 июля было сказано: «Вопрос о ратификации мирного договора с Германией, подписанного нашей делегацией в Бресте 3 марта 1918 г., был тем вопросом, на котором тактическое расхождение большинства съезда, большинства Совета Народных Комиссаров и партии коммунистов с партией левых эсеров сделало невозможным всякий дальнейший блок и дальнейшую работу в правительстве… Своим выходом из правительства партия левых эсеров избавила правительство от излишнего балласта, тормозившего его деятельность, однако она не перешла все же открыто в лагерь его врагов»⁵⁸².

Вместе с тем, выступая против Брестского мира, левые эсеры оказались в одном строю с правыми, с той лишь разницей, что аннулирование мирного договора и возобновление войны с Германией правые эсеры ставили в один ряд с ликвидацией Советской власти.

Глава девятая НАЧАЛО «ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ»

Сразу после подписания Брестского мира ЦК правых эсеров опубликовал обращение, в котором заявил, что «правительство народных комиссаров предало демократическую Россию, революцию, интернационал, и оно должно быть и будет низвергнуто… Партия социалистов-революционеров приложит