Девочка подтащила куртку, вытерла об нее нож и вложила его в тугие кожаные ножны.
– В этом лесу меня знают, как Алису Вырви Глаз. Зови меня так. В свободные часы я выполняю роль сырьевого придатка.
– И девочки на подтанцовках, – хохотнул мужчина, спрыгивая в овраг. Бросил на землю вязанку хвороста и опустился рядом со мной: – Не обращай внимания на эту выдергу. Она добрая, просто у нее, как у улитки, – двадцать пять тысяч зубов, и все молочные, – у человека был знакомый голос. Правда, лица я его не видела. Сплошное черное пятно.
Он положил мне на лоб широкую ладонь и с досадой покачал головой:
– Боже правый, какая температура… Алиса, не сиди, подбрось дров!
У него был слишком знакомый голос… Настолько знакомый, что я опять закачалась. Иллюзия присутствия знакомого человека была чудовищно правдоподобной! Он укрыл меня девчоночьей курткой и склонился совсем близко.
– Перекусишь?
– Я не ем лесных крыс, – объяснила я. Было бы лучше, если бы он опять положил на меня руку. Он так и сделал. Блаженное тепло поплыло по телу. В сонное царство потянуло – где происходит «сбыча мечт» и спят усталые игрушки…
– Свершилось чудо, – ворвался в мою негу ревнивый шепот девочки, – на белый свет явилась ты неведомо откуда…
Эта ночь меня прогибала, как ни одна из прожитых ночей. Какой-то «спиритус санктус» лежал рядом и пылко обнимал меня. Он что-то говорил – я делала вид, что слушала. Я просыпалась и снова засыпала. Он целовал меня, говорил хорошие слова, – про разлуку, про вечную любовь, про то, что жизнь прекрасна, когда под боком есть я. Галлюцинация была устойчивой, а «спиритус санктус» – почти материальным.
– Мне кажется, что ты – Туманов, – бормотала я в бреду, – но вряд ли такое возможно. Туманов кончился, он никогда не вернется, потому что сгорел в автомобиле… Но странно, мне упорно кажется, что он – это ты… вернее, что ты – это он. Наверное, мы наблюдаем проблемы с психикой…
«Дух святой» самозабвенно ласкал мои немытые телеса.
– Ничего такого мы не наблюдаем, – успокаивал он меня. – Ты не сумасшедшая. Слишком долго я тебя ждал. Теперь мы уходим, хватит. Из игры, из леса, из страны. Довольно уже с нас…
– Ты говоришь как настоящий Туманов, – удивлялась я. – У тебя его интонации, его манеры…
– Да Туманов я, Туманов, – фыркал самозванец, – ты просто не соображаешь ни хрена. У тебя температура, ты устала, потрясена, постарайся успокоиться. Вот когда выспишься, откроешь глазки…
– Ты пропадешь, – шептала я, – проходили уже. Проснусь – повсюду будет голый лес и ни одной живой души… это в лучшем случае. А в худшем – придут плохие парни с собаками. Здесь такой серпентарий…
– Собак не будет, – шептал на ухо «партнер», – здесь другие порядки. На местной базе не практикуют ни собак, ни тепловизоров. Здесь некого травить, и незачем просвечивать лес. С базы не убегают. Незачем. И некому. Она расположена под землей, ворота закрываются, и снаружи не поймешь, что это ворота. Здесь не бывает туристов, по лесу не ходят посторонние, а на случай непредвиденных обстоятельств достаточно обычной охраны плюс электронной сигнализации на ответственных участках… А мы ушли от базы километров на двадцать, зона влияния кончилась, нам бы выбраться из леса, дойти до людей, до телефона, а дальше мы что-нибудь придумаем…
Голос духа звучал как пушкинские чтения – волшебным словом. Он распинался передо мной всю долгую ночь, я засыпала, просыпалась, опять засыпала, опять просыпалась…
А поутру проснулась окончательно. По дну оврага бегали солнечные зайчики. Напротив меня, у горелок вечернего костра, сидел Туманов и не верил своим глазам. Он почти не изменился, только волосы поседели, и в плечах он стал пошире. Я ущипнула себя за шею. Туманов не распался. Ущипнула второй раз – давай, распадайся. Пространство недовольно забрюзжало, и на дно оврага, без стеснения застегивая джинсы, сползла большеглазая девчонка. Вздула слипшуюся челку, села по-турецки и, подперев подбородок кулачком, воззрилась на нас обоих. Дескать, начинайте, вас слушают.
– Не верю своим глазам, – оригинально начал Туманов, – вчера не верил, ночью не верил, а сейчас и подавно не верю. Четыре года ты мне снилась… По идее ты в Чехии.
– По идее ты на кладбище, – просипела я.
– Какое кладбище? – удивился он. – Взрыв был мощнейшей силы. От меня только камни в почках остались. Ни машины, ни Туманова – сплошные воспоминания. Нелепая смерть… Как твоя температура?
– Проверь.
Он перелез через кострище, вытер ладонь о колено и проверил. Это была очень долгая проверка. Он исследовал мой лоб тщательно, аккуратно, с большим вкусом. Со лба перебрался на затылок, с затылка на лицо, с лица на шею. Мысли об иллюзиях остались в темном прошлом. Рука определенно принадлежала Туманову.
– Нет температуры. Ты вчера переволновалась.
– Я рада.
Девчонка подозрительно засопела. Широко раздула ноздри и сделала вид, будто принюхивается.
– Ты что? – Туманов нахмурился и тоже засопел.
– Пахнет, – буркнула девчонка, – дымом семейного очага – просто воняет. Только не говори мне, Туманов, «брысь под лавку». Я никуда не брысну.
Я вспомнила, где видела эту девчонку. Это она приехала на заброшенную базу отдыха в одной машине с Тумановым и пятью похмельными личностями. Прекрасно помню, как она бродила неприкаянной зыбью, а потом поманила своих спутников и спрыгнула под обрыв.
– Ты есть хочешь? – спросил у меня Туманов.
– Хочу, – сказал горе-ребенок.
– Алиса, брысь под лавку!
– Можно, – подумав, согласилась я.
– Алиса, белку!
– Мне что, разорваться? – проворчала девчонка и, вынув из-под еловых лап нечто завернутое в бинт, неторопливо размотала. – Кушайте, гости дорогие. А если совсем совести нет, то и завтра приходите…
Туманов, не выдержал, захихикал. А я с содроганием уставилась на обугленную лапку несчастного зверька, еще вчера бодро прыгающего с ветки на ветку.
– Нет, не буду, – передумала я, – не хочу есть. Я вчера яблоко съела.
– Очень содержательная еда, – кивнула Алиса и, пока народ безмолвствовал, предательски впилась зубами в лапку.
– Алиса, фу! – вскричал Туманов.
– Пусть ест, – прошептала я, – мне совсем не хочется…
– Типичная жадность, – вздохнул Туманов.
Пока Алиса поедала дичь, мы смотрели друг на друга и не могли насмотреться.
– Странно, – сказала я, – ты тот самый Туманов. И я спокойна, как лес. Ничего не чувствую. Я так мечтала об этой встрече, ждала тебя… ты, кстати, знаешь, что слово «Дина» в переводе с арабского означает «верная»? Я почти не сомневалась, что мы встретимся. Неважно, что ты умер, уехал, нашел другую… Но этот день мне виделся иначе… Скажи, Туманов, почему я так спокойна?
Я поднялась, стряхнув с себя ветки, села на колени и жалобно на него уставилась. В его глазах что-то блеснуло.
– Ну поцелуй меня, Туманов, что ли…
– Алиса, отвернись, – он опять почему-то захрипел.
– Может, мне вообще выйти? – огрызнулась девчонка.
– Ладно, тебя предупредили…
Странные танцы продолжались с завтрака до заката. Мы двигались на северо-запад. Я брела, спотыкаясь, по кедрачам и задумчиво переживала свое тихое счастье. Дождались, Дина Александровна. Докатились. Временами я разражалась беспричинным смехом. Виновник моего настроения двигался впереди колонны. Иногда оборачивался и улыбался глупой улыбкой.
Алиса замыкала процессию. Со мной она принципиально не разговаривала. Иногда обгоняла, что-то
