Америка опозорила себя.
— Мне очень жаль, — неловко произнесла Хироко, и Питер вновь устремился к ней всем сердцем. Она держалась с таким достоинством, была так печальна. — Простите за то, что моя родина совершила такое преступление. Это отвратительно, — заключила она, сгорая от стыда, и Питер поцеловал ее.
— Да, это отвратительно, но ты ни в чем не виновата.
Наберись терпения, Хироко, вскоре все будет хорошо.
Вернувшись домой, они обнаружили, что вечер выдался трудным не только для них. Родители лучшей подруги Салли попросили ее больше не приходить к ним домой. Они прекрасно знали, что Салли влюблена в их сына, но считали это недопустимым. Их старший сын уже ушел на флот. Салли сидела в своей комнате, заливаясь слезами. Она сбросила платье, закуталась в материнский халат, и, когда ее попросили спуститься, она рассказала, что произошло, поливая слезами приготовленное Рэйто печенье. Салли никакие могла успокоиться.
— Они еще никогда так не говорили со мной! Запретили мне приходить к ним! Мы с Кэти знаем друг друга всю жизнь, она мне как сестра. А она ничего не сказала, но, когда я вышла за дверь, расплакалась. Ее брат даже не вышел к нам — ему не разрешили встретиться со мной. Их мать сказала, что все мы враги, — так считает правительство.
Но ведь я не враг, мама! — Она зарыдала еще сильнее. — Я просто девочка… Я американка! Я родилась здесь!
В это время вернулся Кен и сразу понял, что случилось с сестрой. Его подруга была из семьи сансей — это значило, что ее родители родились в Штатах, но до рождественских каникул ей не давали проходу в школе. Кен несколько раз дрался из-за подруги. Люди положительно обезумели.
— Ну как можно быть такими тупыми? — возмущался Кен, мрачно глядя на сестру. Джорданов он знал всю жизнь.
Как они могли так поступить с Салли? Она права — она всего лишь девочка. — Зачем наказывать ее за то, в чем она не виновата?
Питер рассказал всем, что случилось с Хироко, и все согласились, что надеялись удачнее провести праздник. Все также сошлись во мнении, что им следует быть как можно осторожнее. От постоянной тревоги люди приходили в исступление.
— Что у меня вызывает отвращение, — честно признался Питер, — так это ярлыки вроде «вражеских подданных». Если люди похожи на японцев, это еще не значит, что они враги. Но сдается мне, никто не вспоминает об этой разнице.
— Может, просто не хотят, — печально вставила Рэйко.
В больнице ей тоже приходилось несладко. Уже несколько человек оскорбили ее или отказались работать вместе, некоторых из них Рэйко знала много лет. Все это вызывало боль и обиду.
Салли наконец успокоилась, но Питер надолго задержался в гостях. Хироко проводила его до двери, и Питер поцеловал ее, сказав, что сожалеет об испорченном вечере.
— Никто его не портил, Питер-сан, — возразила Хироко, вновь забывшись, хотя сейчас это было неважно. — Вечер удался чудесно, я была с вами — все остальное неважно, — негромко объяснила она.
— Мне тоже больше нечего желать, — ответил Питер, поцеловал ее еще раз и ушел. Хироко пожелала спокойной ночи Рэйко и Такео, и супруги задумались, следует ли позволять ей встречаться с Питером сейчас. Но с таким же успехом можно была попытаться остановить экспресс, мчащийся в ночной тьме.
На следующий день Салли взялась убираться в доме, и хотя Кен пытался пригласить ее погулять вместе с ним и Пегги, сестра отказалась. Она скучала по Кэти — еще больше, чем по ее брату. Они всегда были лучшими подругами, а сейчас Салли запретили даже звонить ей.
Рэйко и Так отправились за покупками, а Питер повез Хироко и Тами прокатиться, и они с удивлением смотрели на бесконечные шеренги юношей — новобранцев из Пало-Альто. Кое-кто из них был навеселе, но большинство выглядели так, словно знали, что делают. За прошедшие три недели была объявлена мобилизация. Среди новобранцев оказалось немало японцев-нисей.
На следующий день японцы захватили Манилу, и после этого приток юношей на призывные пункты усилился. Но три дня спустя отборочная служба провела переклассификацию всех нисей и сансей. Их включили в категорию военнослужащих с номером IV-C и сообщили им, что они будут либо освобождены от военной службы, либо отправлены на подсобные работы — например на кухне.
— Граждане второго класса, — процедил Питер сквозь стиснутые зубы.
— Мне просто интересно, кто станет учить этот второй класс — скорее всего не я и не подобные мне. Делать это придется тебе, Питер, — мрачно заявил Такео.
— Не говори глупостей. Так. — Питер не хотел ничего слышать.
— Это не глупости. Оглядись, Питер, почитай газеты. — В эти дни ненависть к японцам достигла небывалых высот, и волна этой ненависти захлестнула даже родившихся в Америке японцев, таких, как Рэйко. Казалось, люди не в состоянии отличить врагов от друзей, союзников от «подданных враждебных стран», как их стали называть.
Посреди всех этих волнений и дурных новостей Хироко вернулась в колледж святого Эндрю, и это оказалось легче, чем она ожидала. Несмотря на протесты Питера, она отправилась в колледж поездом.
Танака были слишком заняты, чтобы отвезти ее; к удивлению Хироко, на станции она не смогла взять такси. Ей пришлось идти пешком с тяжелым чемоданом до самого колледжа. Мимо прошло несколько автобусов, но ни один не остановился. Разгоряченная и усталая, Хироко все же добралась до колледжа благополучно.
Сразу же после прибытия наставница жилого корпуса сообщила Хироко, что у них произошли небольшие изменения.
Учитывая обстоятельства последних дней, сказала она, Хироко наверняка предпочтет жить одна, и администрация колледжа сделала все возможное, чтобы предоставить ей отдельную комнату. Несмотря на такое вступление, Хироко испытала угрызения совести. Она помнила, как Энн Спенсер стремилась жить одна, и теперь ей казалось несправедливым занимать одной целую комнату. Хироко объяснила это наставнице и сказала, что вполне может обойтись без лишних удобств.
— Это очень любезно с твоей стороны, Хироко, — нервно отозвалась женщина, — но Энн уже согласилась пожить с другими девушками до конца семестра. А у Шерон будет новая соседка. Надеюсь, это всех устроит.
Отдельная комната, которую отвели Хироко, оказалась не чем иным, как чуланом под самой крышей здания. К нему пришлось подниматься по черной лестнице, поблизости не было других комнат. Ближайшая ванная располагалась внизу, на расстоянии трех лестничных пролетов. Шагнув в комнату, Хироко широко раскрыла глаза и вздрогнула. В комнате не было ни отопления, ни даже окна.
— Это и есть моя комната? — изумленно спросила она, и женщина кивнула, надеясь, что ее подопечная не станет возражать или делать какие-либо замечания.
— Да, конечно, она очень мала. Но зато мы дали тебе запасные одеяла, — одеял было всего два, и, даже стоя на пороге, Хироко ощущала промозглый холод. В теплую погоду здесь, под крышей, при полном отсутствии вентиляции, должна была стоять удушливая жара. Комнату освещала единственная лампочка, свешивающаяся на проводе с потолка, не было даже стола, за которым Хироко могла бы заниматься, или шкафа для одежды — только кровать, стул и тумбочка. Все вещи, которые она оставила в прежней комнате, теперь были перенесены в новую и сложены в коробки.
— Спасибо, — тихо произнесла Хироко, борясь со слезами и молясь о том, чтобы удержать их до ухода наставницы.
— Я рада, что тебе понравилось, — с признательностью отозвалась наставница, не ожидавшая, что девушка так спокойно воспримет новость. Выбора у нее не было. Спенсеры и несколько других родителей потребовали, чтобы администрация колледжа решилась на такой шаг. В сущности, они настаивали на исключении Хироко из колледжа, но в этом им отказали. Хироко была милой девушкой и превосходной студенткой, и если бы не инцидент с курением, у нее не было бы ни единого замечания. Администрация отказалась исключить ее по политическим причинам. — Если тебе что-нибудь понадобится, обращайся ко мне, — сказала она Хироко и тихо прикрыла дверь. Оставшись в одиночестве, Хироко села на постель и заплакала. Теперь она была не просто врагом — она стала парией.
