вообще прошла без сна. Не верилось, что человек, к которому она так привязалась, которому открыла душу и безоглядно верила, повел себя с ней бесчестно. От этого открытия у Виктории разрывалось сердце, вернулись прежние страхи, ей опять стало казаться, что она недостойна ничьей любви. Она еще надеялась, что Джеку будет что сказать в свое оправдание. Но сама она никакого вразумительного объяснения придумать не могла. Она была готова выслушать его и даже ждала объяснений, но то, что рассказал Джон, оставляло мало надежд на лучшее.
Она сказала Джеку, что весь день была занята, проводила классное и родительское собрания, и пригласила его зайти к ней завтра перед рестораном. Он согласился, внимательный и нежный, как всегда. Виктория еще ни разу не настаивала на том, чтобы провести с ним два вечера подряд, ей не хотелось быть назойливой, но сейчас она решила попробовать и послушать, что он ответит.
— Если получится, можем и в субботу куда‑нибудь сходить. Сейчас много хороших фильмов идет, — самым невинным тоном предложила она.
— Тогда давай лучше в воскресенье после обеда, — предложил Джек. — Мне всю субботу допоздна надо будет проверять экзаменационные работы. Я уже и так их задержал. — Ну вот, она получила ответ. Вечер пятницы и воскресенье — в вашем распоряжении, но только не суббота. Все ясно, Джон оказался прав. У Виктории упало сердце. Она не подвергала сомнению слова Джона, но в глубине души все‑таки надеялась, что он ошибся. Теперь было ясно, что нет.
В пятницу на работе Виктория была рассеянной и грустной, а в обеденный перерыв столкнулась с Джеком в преподавательской. Как ошпаренная, она выскочила за дверь, успев бросить на ходу, что опаздывает на классное собрание. Вечером он ровно в назначенный час явился к ней. Вид у него был такой же неотразимый, как всегда. У Джека был своего рода дар: он производил впечатление кристально честного, открытого и искреннего человека. Он являл собой воплощение порядочности, ему невозможно было не верить. Она и верила, верила всем сердцем. Но внешность прекрасного принца оказалась обманчивой. Что ж, придется ей проглотить эту горькую пилюлю. Сейчас в квартире они находились одни, все разошлись на вечер. Харлан с Джоном знали о ее планах, она им сказала. Ребята предложили ей рассчитывать на их помощь, если таковая потребуется, и на время удалились.
Виктория трясущимися руками налила Джеку вина, не зная, с чего начать разговор. На ней были брюки и старенький свитер. Куда вдруг девалась ее красота, которая расцветала прямо на глазах, когда рядом был Джек? Теперь она чувствовала себя некрасивой, нелюбимой, брошенной. Это было ужасное ощущение. Она даже не стала мыть голову и краситься. Соперничество с другой женщиной было для нее впервой. И как только возникла эта ситуациия, ее позитивный настрой и вера в себя вмиг рассыпались, как карточный домик. Предательство Джека лишь подтверждало правоту ее отца: она недостойна любви. Ее достойна другая женщина.
Джек взял у нее из рук бокал. Он не спускал с Виктории глаз. Он видел, что она расстроена, но понятия не имел, в чем причина.
— Что‑то случилось? — ничего не подозревая, поинтересовался он.
Дрожащей рукой Виктория поставила свой бокал на стол.
— Возможно, — едва слышно ответила она и подняла на него глаза. — Это ты мне должен сказать. Я тебе не говорила, что друг Харлана, Джон, работает в школе Агиллера в Бронксе. Насколько я понимаю, там же, где и одна твоя подруга. Ты знаешь, о ком идет речь. Она рассказывает своим коллегам, что уже два месяца с тобой встречается и вы видитесь каждые выходные. Согласись, это ставит меня в несколько глупое положение, а тебя выставляет человеком бесчестным и лживым. Так в чем там дело, Джек? Расскажи, что за история. — Виктория пригвоздила его взглядом, он долго не отводил глаз, потом поставил бокал, пересек комнату, постоял немного, глядя в окно, после чего повернулся к ней. Его лицо полыхало злобой.
— Кто тебе дал право за мной шпионить? — Он бросился в атаку, но ничего не добился. Виктория не купилась.
— Я и не шпионила! Я узнала случайно, и думаю, хорошо, что Джон мне рассказал. Она ведь хвастается на каждом углу! Джек, мир тесен, даже если живешь в таком огромном городе, как Нью‑Йорк. Интересно, долго ты рассчитывал играть на два фронта? И почему мне ничего не сказал?
— А ты не спрашивала! И между прочим, я тебе ни разу не соврал! — сердито огрызнулся он. — Я никогда не говорил, что ты у меня одна. Если тебя это так волнует — надо было самой спросить!
— А тебе не кажется, что при наших отношениях ты и сам должен был мне рассказать? Мы почти два месяца встречаемся каждые выходные. Судя по всему, ровно столько же длится и ваша с ней связь. Она‑то как это воспринимает?
— А я ей тоже не говорил, что она у меня единственная! — Он продолжал кипеть. — И вообще, тебя это не касается. Я с тобой не спал, Виктория, и ничем тебе не обязан. Мы всего лишь хорошо проводим время.
— Ах вот оно как? У меня другие правила. Если бы я встречалась с кем‑то еще — неважно, спали бы мы или нет, — я бы тебе сказала. Я бы считала, что обязана это сделать, чтобы ты правильно понимал ситуацию и чтобы тебе не было больно. Я имела право знать, Джек! Не как женщина, как близкий тебе человек (а я считала, что я тебе не безразлична), я заслуживаю того, чтобы знать правду. Дело же не в ресторанах! Мы с тобой пытались выстроить серьезные отношения. Как, наверное, и вы с ней. А может, есть еще кто‑то? В будние дни окошка не найдется? Похоже, ты, парень, сильно занят и не больно честен. Это было подло с твоей стороны, Джек, ты сам это прекрасно понимаешь! — В глазах Виктории стояли слезы.
— Как знаешь… — Он впервые за все время говорил таким тоном. Лицо его хранило ледяное выражение. Ему не понравилось, что его поймали на лжи, и отчитываться в своем поведении он не собирался. Джек привык делать что хочет, и неважно, что кого‑то это может обижать, главное — чтобы ему было хорошо. Как же она в нем ошибалась! Проблема оказалась не в бараньих отбивных, а в порядочности. Ему это понятие незнакомо. Тот факт, что Виктория его не спрашивала, никак не оправдывал его бесчестности. — Я не обязан перед тобой отчитываться! — рявкнул Джек и поднялся, окидывая ее презрительным взглядом. — Мы с тобой встречаемся, только и всего, а если не нравится — скатертью дорожка! Точнее, я сам пойду. Спасибо за вино. — Он шагнул к двери и шумно захлопнул ее за собой. Вот и все. Два месяца с парнем, который ей нравился, которому она доверяла, и вот он ее обманул и не испытывает ни малейших угрызений совести. Виктория сидела в кресле, ее колотила дрожь, и все‑таки она была довольна тем, что вывела Джека на чистую воду. Разговор дался ей нелегко, он стоил ей сил и нервов, но она сказала себе, что лучше знать правду, чем потом жить во лжи, жить обманутой и мучиться. И все же у нее было такое чувство, будто она потеряла близкого человека. Виктория прошла в спальню, легла на кровать, уткнулась в подушку и дала волю слезам. Ей было отвратительно поведение Джека, но еще больше она ненавидела себя. Перед глазами продолжал стоять презрительный взгляд Джека, словно говоривший: я бы мог тебя любить, будь ты достойна. А так…
Глава 14
С совсем еще свежей душевной раной после разрыва с Джеком Бейли Виктория улетала на День благодарения в Лос‑Анджелес. Она соскучилась по Грейси и была рада провести праздники дома, но ее продолжало грызть недовольство собой. Грейси это сразу заметила, достаточно было увидеть, как она ест. Родителей же интересовало только одно: старшая дочь опять прибавила в весе. Они ничего не знали о ее отношениях с Джеком. Их упреки были невыносимы. Не дожидаясь окончания праздничных дней, Виктория уже в субботу улетела в Нью‑Йорк.
Утром в понедельник она позвонила доктору Уотсон и записалась на прием. Несколько последних сеансов они обсуждали ее отношения с Джеком Бейли. Теперь, размышляя об этом, Виктория считала, что все дело в ней самой. Если бы она действительно была достойна любви, Джек бы себя так не повел.
— Дело не в тебе, — в который раз внушала ей доктор Уотсон, — дело в нем. Это он оказался
