ожидании. Народ не спешил высовываться. Только раненые жалобно стонали, да из кухонного проема таращилась прикрытая сковородкой моргающая физиономия. Голова работала. Слежки за ними не было. А вот за Горгулиным… Какой приказ получили убийцы? Вариант без вариантов. Довести объект до места встречи, а едва войдет, уничтожить его и собеседника. Следили за Горгулиным не эти мясники. Следил другой, а мясники прибыли на все готовое. Сигнал («пора вставать!») – и группа убийц несется «работать». Парни простые – не знали, с кем встречается Горгулин (а он присел за столик, не увидев в зале Туманова), и положили всех, кто был в ресторане. Ворвались, ударили плотным огнем, не оставляя публике шанса спастись. Туманов содрогнулся. «Ломиломи» – отличное блюдо, где бы ты был сейчас, кабы не оно?
Завыла сирена в соседнем квартале, и все вокруг будто взорвалось. Кричали люди – внутри, снаружи. Выскакивали работники заведения, носились по залу, хватаясь за головы, заламывали руки. Затормозила машина, в ресторан вбежали какие-то мужчины. Кто-то бросился к раненым, кто-то хватался за телефон. Но полиция подъезжала. Сирена орала уже в этом квартале. Туманов словно оцепенел. Его хватали за рукав, что-то спрашивали. Он машинально качал головой, бормотал, как заведенный: «I don’t know… I don’t know…» Спохватился, попятился к выходу, а в спину уже пихали. Он развернулся, начал проталкиваться сквозь толпу. Откуда столько людей? Никого же не было! Ступил на тротуар, когда подъехала полицейская машина, и трое суровых служителей закона, придерживая рации и дубинки, устремились в заваленное телами заведение. Павел, спотыкаясь, побрел по тротуару, не замечая, что творится вокруг. Он даже не видел, как развернулся «Чероки» и медленно покатил за ним.
– Павел Игоревич! – прошипел Ордынкин. – Да вашу маму, Павел Игоревич, совсем оглохли? Быстро в машину!
Потрясение было выдающимся. Туманов пребывал в отрешенном состоянии, а когда очнулся, джип стоял между бамбуковыми сараюшками, и два типа с переднего сиденья с беспокойством на него посматривали.
– Ну как консилиум? – проворчал он.
Вздохнули с облегчением.
– Мы уж решили, что у вас крышак поехал, – простодушно поведал Кошкин.
– У нас самих чуть не поехал, когда пальба началась, – признался Ордынкин. – Мы уж думали, хана вам, Павел Игоревич. А потом смотрим, вы живой пятитесь… Счастливый вы парень.
– Не счастливый, а везучий, – поправил Туманов, начиная шевелиться. – Тоже мне, нашли счастливого.
– Серьезно, лажовина какая-то, – сказал Кошкин. – Мы вам и позвонить не успели. А как тут успеешь? Ну въехала во двор забегаловки битая «Камри», что с того? Тут постоянно кто-то ездит. А как въехала, минут через пять стрельба разгорелась. А до этого – ровно, кстати, в полдень – мужик в клетчатой рубахе в ресторан вошел. Ага, думаем, он и есть. Вроде без вещей, карманы не оттопыриваются. И несколько секунд спустя – как загрохочет все! В натуре, Павел Игоревич, даже мимо нас пули летали! Мы под панель спрятались – страшно же… ну, все, простились с вами, а вы тут как тут, как ни в чем не бывало из ресторана задом наперед выбираетесь…
Туманов изложил свою историю. О личности Горгулина распространяться не стал. Оперативники и не настаивали.
– Может, довольно уже, Павел Игоревич? – взмолился Кошкин. – Подурковали, и будет. Бог троицу любит – а в третий раз нас точно по клочкам разнесет. Давайте в отель, собирайте вещички – и на крыло. А мы уйдем в подполье, разберемся, что тут к чему.
– Да кто бы возражал, – пробормотал Туманов. – Но днем в отель не пойду, и не просите. Глаза слипаются, парни. Ночью почти не спал, да еще эти события… забраться бы до ночи в какой-нибудь укромный уголок…
Оперативники задумались.
– А чего мы, в самом деле, киснем? – встрепенулся Ордынкин. – Мы живы, это прекрасно. А в том, что случилось ночью в отеле и днем в ресторане, нет нашей вины. Может, порадуемся жизни? Мы же голодные, как волки, в отличие… гм, от Павла Игоревича. И посмотрите, какая красота вокруг…
– Намекаешь, что затеряться лучше всего в море? – Кошкин задумчиво почесал нос. – А в этом что-то есть… Интересно, я своими полосатыми трусами не нанесу удар по местной нравственности?
– О боже, – пробормотал Туманов.
Он проспал как сурок семь часов на заднем сиденье «Чероки». Очнулся, приподнял голову, уставился дурным глазом на пустеющий пляж, раскинувшийся под живописным обрывом. Заходящее солнце разбрызгивало по воде золотые искры. Волны с легким шуршанием набегали на берег. Пляж в этой местности, окруженный угрюмыми скалами, был не слишком окультурен. Валялся мусор, волны выбрасывали на песок какие-то мочала, черные водоросли, фрагменты корабельного такелажа. Голая пацанва с воплями носилась по отмели.
– И самое удивительное, что за весь день ничего страшного не случилось, – заявил, подходя, красный как рак Кошкин.
– Ты на кого похож? – испугался Туманов.
– Уснул на солнце, – небрежно отмахнулся Василий, – ничего страшного. Главное, голову прикрыл. Вот только ночью спать придется стоя. Вы дрыхли как сурок, Павел Игоревич. Мы успели дважды поесть, заняться дайвингом, накупались на всю оставшуюся жизнь, а Ордынкин в олеандрах еще кого-то и трахнул. Он всех барышень тут поразил – возник, как Афродита из морской пены…
– А ты не трахнул? – Туманов потянулся.
– А у меня жена, – скорбно поведал Кошкин.
– Не понимаю, как одно сочетается с другим. – В машину влетела маска для ныряния. Ордынкин тяжело дышал, с мускулистого торса стекала соленая вода. – У меня, может быть, тоже жена, но я же не ору об этом на всю Хаву. Это был всего лишь легкий флирт – у дамы из Испании муж и двое бывших мужей, и уже завтра она улетает в свою Севилью, где работает мелким менеджером на фабрике по производству краски. Все в порядке, Павел Игоревич. Не знаю, как вы, а мы уже забыли про полуденный тарарам и готовы радоваться жизни. Но в городке, надо признаться, чувствуется напряженность. Из уст в уста передаются страшные слухи: объявилась банда отмороженных филиппинцев, которые собираются заняться «ресторанным бизнесом» и начали с того, что разнесли в щепки целый ресторан с посетителями. Полиция не понимает, что происходит, инцидент замалчивается, чтобы не пострадала туристическая репутация Барабоа. Но активность наблюдается. Люди, прибывающие на пляж, отмечают, что в Барабоа слишком много полицейских. Шерстили кондоминиум на Каваки Бич. Патрули приезжали на пляж. Копы шатались прямо по телам, но никого конкретно вроде не искали. Во всяком случае, пройдя мимо вас – а вы в машине спали, – ничего не сделали. Мы с Кошкиным как раз из воды выходили, еще поспорили: пройдут – не пройдут… Простите, Павел Игоревич. Проиграл я Васе десять баксов.
– И вместе их проели, – подтвердил Кошкин. – И ни поноса, ни запора. От говяжьих отбивных и индюшечьих грудок отравиться можно, но трудно. Выспались, Павел Игоревич? Поедем в отель?
Туманов с сомнением посмотрел на часы. В городке кипит вечерняя жизнь. А еще патрули и эти парни с автоматами, которым патрули по барабану. Он уже проклял все на свете за то, что оставил в номере документы, билет и деньги. Хотя, с одной стороны, понятно, что бегать с этим хозяйством по наводненному странными личностями городку…
– Подождем еще часа три? – предложил он.
– Спите, шут с вами, – заулыбался Ордынкин. – Пойдем-ка мы с Василием еще разок перекусим.
– А я не против, – встрепенулся Кошкин. – Дело, как говорится, благонравное и Отечеству зело потребное.
Они подъехали к «Черепахе» в одиннадцать вечера. Заглушили мотор. Пробуждались загнанные в угол страхи. Казалось, что тени снуют по саду. Цветы источали пронзительные запахи – как будто защищались, гнали прочь своим ароматом. В двух или трех окнах горел свет.
– И мертвые с косами… – зловещим шепотом возвестил Ордынкин. – Полиции в отеле точно нет. Не такие в ней парни, чтобы припрятать машину где-нибудь за квартал, а потом тащиться пешком. На парковке бы поставили или у обочины – чтобы все видели. Так что полиции, Павел Игоревич, можете не опасаться. А с остальными мы справимся. Даже без оружия.
– Подставим плечо, – поддержал Кошкин. – Входим в отель и топаем до номера. Вы вещички собираете,
