время от времени ссоры между Хлоей и матерью. В отличие от сына, дочь требовала от Кэрол больше внимания и заботы: каждый раз, когда мать уезжала на съемки, она без стеснения выражала свое недовольство. Особенно острой ситуация стала, когда Хлоя училась в старших классах. Ей хотелось, чтобы ее мать, как и матери других девочек, всегда была рядом, и каждый раз, когда она высказывала матери свои претензии, Кэрол чувствовала себя виноватой, хотя и делала все, что могла, чтобы дети не чувствовали себя брошенными. Даже когда ей приходилось сниматься за границей, она частенько вызывала их к себе, но эта мера срабатывала только с Энтони. Он, впрочем, всегда был намного спокойнее сестры, и у Кэрол не было с ним никаких проблем. А вот Хлоя не упускала возможности попенять матери за то, что она «уделяет родным детям так мало внимания», неизменно приводила в пример отца, которого обожала. Кэрол, впрочем, считала, что отношения между матерью и дочерью всегда более сложные, чем отношения между матерью и сыном.
Но теперь все эти проблемы, похоже, остались в прошлом. Ее дети покинули родное гнездо и зажили каждый своею жизнью, и Кэрол поняла — настало время наконец-то взяться за работу над книгой. Увы, начало вышло довольно обескураживающим: как Кэрол ни билась, она не могла сдвинуться с места. Работа не шла, и ей даже стало казаться, что она взялась не за свое дело. Быть может, думала Кэрол, она совершила ошибку, когда отказалась от роли, которую ей предложили в августе. Что, если она вообще не способна к писательскому труду и ей не стоило прекращать сниматься ради осуществления проекта, который неожиданно вызвал столь серьезные затруднения? Ее импресарио Майкл Аппельзон, очевидно, считал именно так, ибо, регулярно названивая ей по телефону, не скрывал своего раздражения. Ему было непонятно, почему его любимая мегазвезда Кэрол Барбер отвергает одну за другой весьма выгодные роли, продолжая бормотать что-то о книге, которая, по всей видимости, никогда и не будет написана.
А Кэрол и сама уже не верила, что ее планам суждено воплотиться в жизнь. Персонажи выходили слишком плоскими, двухмерными и противно-назидательными, сюжет не выстраивался и представал словно в тумане. Нет, что-то порой мелькало у нее в голове, но Кэрол никак не удавалось ухватиться за кончик ниточки и распутать весь клубок. Что бы она ни делала, как бы ни напрягала измученный ум, все ее усилия ни к чему не приводили. Вдохновение бежало ее, а призрак неминуемой неудачи лишал ясности мышления, оставляя одно лишь разочарование и злость на собственное бессилие.
Но каждый раз, когда Кэрол уже готова была сдаться и признать себя полной бездарью, взгляд ее невольно останавливался на двух «Оскарах» и «Золотом глобусе» — престижнейших наградах, которые она получила незадолго до болезни Шона. Значит, думала Кэрол, что-то она все-таки может! И действительно, в Голливуде о ней еще помнили, хотя Майкл Аппельзон не раз предсказывал, что, если в ближайшее время она не снимется в новом фильме, продюсерам надоест ее упрашивать, и они поставят на ней жирный крест. И все же Кэрол не спешила возвращаться в кино, хотя у нее почти не осталось отговорок, с помощью которых она объясняла свое нежелание сняться в той или иной картине. Самой себе она дала обещание начать работу над книгой до конца года, но вот уже до Рождества осталось каких-нибудь два месяца, а Кэрол и с места не сдвинулась. В результате каждый раз, когда она садилась за стол и включала компьютер, ее охватывала тихая паника; мысли разбегались, руки тряслись, и Кэрол была не в состоянии написать ни одной стоящей строчки.
Все эти мысли крутились в ее голове, когда позади нее тихо открылась дверь. Кэрол обернулась. Никакого раздражения из-за того, что ее прервали, она не испытывала — напротив, она была только рада возможности отвлечься. Вчера, например, вместо того чтобы работать над книгой, Кэрол затеяла уборку в кладовке, без труда убедив себя, что никто, кроме нее, не в состоянии с этим справиться. Позавчера она тоже нашла себе какое-то неотложное дело. Любое занятие годилось — лишь бы не возвращаться к столу, где ждала ее не начатая книга.
Кэрол увидела свою ассистентку и секретаршу Стефани Морроу, которая неуверенно остановилась в дверях. Пятнадцать лет назад, вернувшись со съемок в Париже, Кэрол наняла эту миловидную школьную учительницу на одно лето, чтобы та помогла ей справиться со свалившимися на нее делами. В тот год Кэрол купила этот особняк в Бель-Эйр, дала согласие сниматься сразу в двух лентах и участвовать в одной бродвейской постановке. Кроме того, она продолжала активно участвовать в общественных акциях за права женщин, рекламировала новые фильмы со своим участием и остро нуждалась в толковой помощнице. Стефани сразу впряглась в работу; она трудилась не покладая рук и в результате осталась с Кэрол навсегда. Сейчас ей было уже тридцать девять, но, насколько было известно Кэрол, ни о браке, ни о детях она никогда не помышляла. В жизни Стефани был мужчина, но она так и не вышла замуж. Она шутила, что ее ребенок — это Кэрол. В ответ Кэрол — тоже в шутку — называла ее своей нянькой. Истина же заключалась в том, что Стефани была для нее незаменимой помощницей, умевшей держать в узде далее прессу и способной договориться с кем угодно и о чем угодно. Порой Кэрол казалось — на свете нет ничего, что было бы не по силам ее секретарше.
Впрочем, Стиви, как Кэрол привыкла ее называть, давно перестала быть для Кэрол просто наемной служащей, хотя на людях они и поддерживали определенную дистанцию. Когда заболел Шон, она делала для него все, что только могла. И не только для него, но и для детей Кэрол. Когда Шон умер, Стиви помогла Кэрол выбрать гроб и организовать похороны. Несмотря на одиннадцатилетнюю разницу в возрасте, две женщины стали близкими подругами, совершенно искренне уважавшими и ценившими друг друга. Стиви нисколько не завидовала славе и богатству Кэрол, напротив, она искренне радовалась ее успехам и переживала, когда Кэрол сталкивалась с какими-то проблемами. Свою работу она любила и встречала каждый новый день с юмором и терпением.
Кэрол тоже была очень привязана к Стиви. Не раз она заявляла во всеуслышание, что без своей помощницы она бы пропала — и при этом нисколько не преувеличивала. Как и подобает идеальной секретарше, Стиви всегда ставила проблемы Кэрол на первое место, забывая о своих делах и личной жизни. Кроме того, она просто любила Кэрол и буквально жила ее жизнью, находя последнюю куда более интересной и яркой, насыщенной удивительными событиями, о которых большинство обычных людей не имели никакого понятия.
Стиви была высокой, больше шести футов, с прямыми черными волосами и большими темно-карими глазами. В неофициальной обстановке она предпочитала носить джинсы и просторную футболку, которая ее несколько полнила. Стиви вообще была склонна к полноте, и борьба с лишним весом занимала чуть ли не все ее свободное время.
— Принести чаю, Кэрол? — шепотом спросила она сейчас.
— Лучше разведи мне крысиного яду, да побольше! — простонала Кэрол, откидываясь на спинку кресла. — Не могу я писать эту проклятую книгу! Мне словно что-то мешает, а я не знаю что. Может быть, это просто страх, а может, в глубине души я знаю, что мне это не по силам. Не знаю, с чего мне вообще взбрело в голову, будто я смогу что-то написать?
— Ты сможешь, Кэрол, — уверенно отозвалась Стиви. — Мне только кажется, что ты слишком торопишься. Говорят, что самое трудное — это начать, а дальше все пойдет само. Подожди немного, и у тебя все получится, вот увидишь.
За прошедшие две недели Стиви помогла Кэрол разобрать вещи в кладовках и стенных шкафах, прибраться в гараже и даже изменить планировку сада. Кроме того, они решили переоборудовать кухню. Кэрол проявляла завидную изобретательность, выдумывая новые и новые предлоги, позволявшие ей не садиться за стол. Это продолжалось уже почти два месяца, поэтому Стиви нисколько не удивлялась, что работа над книгой до сих пор не сдвинулась с места.
— Быть может, тебе следует сделать перерыв, — предложила Стиви, и Кэрол испустила мучительный стон.
— Вся моя жизнь в последнее время — сплошной перерыв! — заявила она. — Но рано или поздно мне придется либо написать эту проклятую книгу, либо вернуться к работе в кино. Майкл уже намекал, что у него есть для меня неплохой сценарий. И если я снова откажусь, он меня просто убьет.
Майкл Аппельзон был ее агентом на протяжении тридцати двух лет. Это он «открыл» Кэрол, когда ей было восемнадцать, и своей блистательной карьерой она была обязана именно ему. Тогда — миллион лет назад, как ей казалось, — Кэрол была всего лишь девушкой из захолустья. В Голливуд из своего родного штата Миссисипи она приехала скорее из любопытства, чем всерьез желая добиться каких-то высот в шоу- бизнесе. Но Майкл Аппельзон обратил внимание на ее длинные светлые волосы и большие глаза редкого зеленоватого оттенка и пригласил сняться в небольшой эпизодической роли. У Кэрол, однако, оказался
