Кэрол не могла знать, насколько верно его слова отражают то, что произошло в реальности, но ей казалось, что в целом он нарисовал довольно точную картину. Слушая Мэтью, она даже почувствовала к нему что-то вроде сострадания.
— Нам обоим было очень тяжело, — сказала она.
— И нам, и Арлетт, — подтвердил Мэтью. — Пока не появилась ты, я не думал о том, любит ли она меня. Быть может, и сама она поняла это, только когда у нее появилась соперница. Я не знаю, была ли это любовь в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово, но… Арлетт считала, что у меня есть перед нею обязательства, и была не так уж не права. Я-то всегда казался себе человеком порядочным, но в той ситуации мое поведение трудно было назвать достойным. Я обманул и тебя, и ее — да и себя самого, если на то пошло. Я любил тебя, но остался с Арлетт. Кроме того, мне до сих пор кажется, что многое могло сложиться иначе, если бы меня в очередной раз не включили в состав кабинета. Но остаться на посту министра и все время опасаться, как бы правда о наших отношениях не выплыла наружу, — это было просто немыслимо! Я мог не бояться скандала, окажись на твоем месте другая, не столь известная женщина. Во Франции на подобные вещи смотрят сквозь пальцы: многие члены правительства и высокопоставленные политики имели любовниц, и в большинстве случаев это сходило им с рук, но тебя хорошо знали не только в Америке. Если бы о нашей связи стало известно, и на твоей, и на моей карьере можно было бы ставить крест, и Арлетт умело на этом сыграла.
— О да, она отлично воспользовалась ситуацией! — проговорила Кэрол неожиданно жестким тоном. — Твоя жена грозилась позвонить на студию и все рассказать о наших отношениях или сообщить о нас в прессе. А тебе она сказала, что покончит с собой.
Воспоминание нахлынуло так внезапно, что Кэрол даже не успела подумать о том, что Мэтью, возможно, неприятно об этом слышать. Он действительно был смущен и долго молчал.
— Во Франции это не редкость, — проговорил он наконец. — Наши женщины более импульсивны, чем американки. Они могут угрожать самоубийством, если речь идет о сердечных делах…
— Словом, твоя жена обставила нас обоих, — подвела итог Кэрол, и Мэтью невесело рассмеялся.
— Можно сказать и так. Впрочем, меня удерживал возле Арлетт не только страх за себя или за нее. Был еще один больной вопрос — наши дети. Если бы я ушел из семьи, они прекратили бы все отношения со мной. Мне сказал это мой старший сын, которого она сделала, так сказать, полномочным представителем семьи. Это был умный ход Арлетт, но я ее не виню. Я сам допустил ошибку, когда поверил, что Арлетт все же согласится на развод. Мы уже давно не любили друг друга, и я полагал, что у нее нет никаких особых причин и дальше цепляться за наш брак. К несчастью, моя наивность дорого обошлась и мне, и тебе. Я позволил себя обмануть и в свою очередь обманул тебя… — На этот раз Мэтью нашел в себе силы посмотреть Кэрол в глаза.
— Мы оба оказались в сложном положении, — сказала она великодушно.
— Да, — согласился Мэтью. — Мы оказались заложниками собственных чувств и собственных страхов. Особенно я. Я боялся бросить Арлетт, боялся за свою карьеру, боялся разлуки с детьми. Мне и в голову не приходило, что дети могут понять меня, что я тоже им небезразличен. Что касалось остального, то оно не стоило и твоего мизинца. Впрочем, это я понял много позднее, но тогда мне казалось…
Слушая его, Кэрол с грустью подумала, что та, давняя ситуация была вовсе не тупиковой. У Мэтью был выбор, может быть, нелегкий, но все-таки был. И когда он принял свое решение, она приняла свое. Вернувшись в Штаты, Кэрол не раз спрашивала себя, правильно ли она поступила, порвав с Мэтью. Быть может, думала она, ей удалось бы что-то изменить, если бы она осталась. Кэрол даже начала склоняться к мысли, что слишком быстро отступила, хотя двух с половиной лет, которые они с Мэтью прожили вместе, было больше чем достаточно, чтобы он исполнил свои обещания. Только знакомство с Шоном положило конец ее сомнениям. Она вышла за него замуж и приказала себе никогда больше не думать о прошлом и не гадать, что было бы, если бы… И все же сейчас, когда Мэтью подтвердил, что пятнадцать лет назад она была права, это успокоило Кэрол. Как видно, ее сомнения скрывались не в памяти, а где-то гораздо глубже — в подсознании или, может быть, в душе, в сердце, зато теперь с ее плеч как будто свалился тяжкий груз. Теперь Кэрол твердо знала, что она поступила правильно. В какой-то момент она даже подумала о том, не был ли взрыв в тоннеле своеобразным подарком судьбы, благодаря которому она наконец сумела узнать всю правду о себе и о своем прошлом. И Мэтью, и Джейсон, и Энтони с Хлоей приходили к ней из тех далеких лет и распахивали перед нею свои сердца и души. Если бы Кэрол была здорова, если бы не подверглась смертельной опасности, она, наверное, никогда бы этого не узнала, но взрыв многое изменил. Теперь она знала все, что ей было нужно, — и для книги, и для самой себя.
— Тебе пора отдохнуть, — сказал Мэтью, заметив, что усталость все сильнее туманит взгляд Кэрол. Визит полицейских, допрос и еще более продолжительный разговор о прошлом отняли у нее много сил, и теперь она с трудом боролась со сном. Но прежде чем уйти, Мэтью все же задал Кэрол вопрос, который не давал ему покоя с тех самых пор, как он впервые навестил ее в больнице. Раньше Мэтью не решался заговаривать с ней на эту тему, и только когда она полностью пришла в себя и вспомнила, что они когда-то значили друг для друга, он отважился произнести слова, от которых зависело так много.
— Скажи, Кэрол, может быть, тебе неприятно, что я снова вторгаюсь в твою жизнь и прихожу к тебе? — спросил Мэтью, заметно волнуясь. Он боялся услышать тот ответ, которого, как он полагал, заслуживает, хотя и был готов признать ее правоту.
Кэрол ответила не сразу, но не из кокетства и не из желания помучить его, а потому что почувствовала, насколько важен этот вопрос для них обоих. Она помнила, как сначала ей было не по себе в его присутствии, но сейчас ей было скорее приятно сознавать, что Мэтью рядом и что он непременно поможет, если возникнет такая необходимость. В ее представлении он превращался в некое подобие ангела-хранителя, готового укрыть ее своими крылами от любой опасности и утешить ласковым взглядом голубых, как ясное небо, глаз.
— Нет, мне приятно, — ответила она после паузы, которая показалась Мэтью бесконечной. — Мне нравится беседовать с тобой, только… только не нужно больше говорить о прошлом, хорошо?
Кэрол знала уже достаточно и вовсе не была уверена, что ей действительно необходимо знать все. В прошлом было слишком много боли — столько, что она чувствовала ее и сейчас.
— Мне бы хотелось, чтобы мы стали друзьями, — добавила она, и Мэтью послушно кивнул. Ему хотелось большего, но он боялся растревожить Кэрол, которая еще не была готова к волнениям после пережитого. Их роман закончился слишком давно, и не исключено было, что Мэтью безнадежно опоздал. Правда, теперь Кэрол снова была рядом, и — как она и сказала — они могли бы стать друзьями. И хотя Мэтью это вряд ли бы удовлетворило, попытаться все же стоило.
— Тогда, если разрешишь, я приду к тебе завтра, — пообещал он и поднялся. С высоты его роста Кэрол, лежащая под белым больничным одеялом, казалась особенно хрупкой, и он наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. Глаза Кэрол закрывались сами собой, но она все же успела прошептать:
— До свидания, Мэтью. И… спасибо.
Потом она улыбнулась спокойной, безмятежной улыбкой и заснула, и Мэтью, глядя на прекрасное лицо Кэрол, подумал, что никогда еще не любил ее так сильно, как сейчас.
Глава 14
К вечеру к Кэрол приехала Стиви. Через плечо у нее была переброшена дорожная сумка. Страшно коверкая французские слова, Стиви объяснила дежурной сестре, что намерена остаться на ночь, и попросила поставить в палате раскладушку.
Кэрол проснулась почти перед самым приходом Стиви. После разговора с Мэтью она проспала несколько часов и чувствовала себя вполне отдохнувшей.
— Ну вот, теперь я всегда буду рядом, — заявила Стиви, ставя сумку на пол. Она еще немного подкашливала, но врач в отеле сказал, что для окружающих она не представляет опасности.
— Ну, что ты натворила, что тебя стерегут такие молодцы? — спросила Стиви, имея в виду охранников, которые дежурили в коридоре. Чтобы попасть в палату, Стиви пришлось предъявить свой загранпаспорт и подписанный главврачом пропуск. Впрочем, эти строгости ее скорее порадовали, хотя Стиви
