Однако мало-помалу с лиц присутствующих исчезали улыбки. И наконец все замолчали, в том числе и четыре женщины. Пекер по-своему истолковал эту тишину или сделал вид, что ошибся на ее счет:
– Ну и как?.. Вы обалдели, правда? Вас это возбуждает!.. Если так, то держите!.. Вы получите это за ваши деньги!..
Быстрым движением руки он подвернул полы рубашки и низ смокинга, закатав их на испанский лад, открыв покрытую красными пятнами задницу, мужское достоинство, живот, представив на обозрение всю свою жалкую анатомию, содрогавшуюся от движения ног, обутых в ботинки на каблуках.
– Ну же, дамы, – вскрикнул разбушевавшийся молодчик.– Подходите, подходите!.. Не надо на меня таращить глаза! Вы что, никогда этого не видели? Я показываю что-то незнакомое для вас?.. Разве большинство из присутствующих здесь дам не знакомо с моими причиндалами?
Реми отвел Эме в дальний конец зала и подал сигнал Манери. Вдвоем они подошли к столу, чтобы стащить Пекера. Ударом ноги он оттолкнул их.
– Не трогайте божество! – крикнул он.– Не прикасайтесь к Иисусу!
– Лулу!..– произнесла, преодолевая дрожь, подошедшая Эме.– Лулу, послушай меня… мой дорогой мальчик… умоляю тебя!
– А! Оставь меня в покое, старая матрешка!
Тут к нему подошла Шомберг.
– Пошла ты! – крикнул ей Пекер.– Пошла ты со всеми своими авторскими правами!..
И тут произошло непредвиденное. Шомберг, Ровлинсон, Кароль де Вилькомта и даже мадам Гоннель все по очереди попытались добиться успеха там, где только что потерпела поражение их предшественница. Они старались скорее не из честолюбия, а чтобы прекратить безобразную сцену. И каждая из них таким образом заявляла свои права на Лулу. Шомберг решила прибегнуть к вескому аргументу:
– Лулу, если ты немедленно не спустишься со стола, можешь не рассчитывать на то, о чем ты знаешь!
– Моя задолженность казне?! – воскликнул Лулу.– Да плевать я на нее хотел! Я смываюсь в Голливуд!.. Смотри, вот где у меня налоговая инспекция! Вместе с тобой!.. Хотя нет, для тебя это будет лишь удовольствием!
– Лулу!..– обратилась к нему Ровлинсон.
– А ты что от меня хочешь? Чтобы я вернул тебе твою тачку? Так я давно ее продал. Спроси у своего датчанина: это он мне помог ее загнать!..
Неожиданно он перешел на крик:
– Знаете, что я вам всем скажу?.. Слушайте все: я сыт по горло вами и вашими бабками! У меня классный контракт с американцами! Мне пора на вокзал, а вам, старухам, в морг!
Он кипел от ярости, на него было страшно смотреть. Он заходился в крике. Он оскорблял всех женщин одну за другой, вспоминал непристойные подробности из их интимной жизни, обнажал перед всеми их любовные пристрастия, пороки, болезни. Посреди всеобщего замешательства мадам Гоннель и Кароль сделали еще одну попытку образумить молодого человека. Пекер потянулся рукой к манжетам: сорвав с себя бриллиантовые запонки, он бросил их мадам Гоннель.
– Возьми, Гоннель, я тебе их возвращаю!.. Подари их какому-нибудь задрипанному сыщику! Потому что если он выполнит то, что ты обычно требуешь, то заслужит такое поощрение!.. Ну, чья теперь очередь? Вот сейчас раздам долги и уберусь!.. А! Вот кого я забыл, тебя, девушка на выданье! Ну-ка забирай свое добро!..
Он снял с пальца тяжелое платиновое кольцо и бросил в лицо Кароль. Она вскрикнула и, поднеся к лицу руку, увидела на ней кровь.
– Мерзавец! – придя в ярость, завопила она.– Мерзавец! Ты мне выбил зуб!..
Вне себя от злости, она схватила в руки графин. Ее оттащили в сторону.
Почти все гости покинули зал. Летчик увел с собой Бориса. Реми привел метрдотеля и официантов. Они раздумывали, как им поступить.
– О! Да свяжите же его! – сказал Реми.– Или же вызовите полицию.
– Эй вы, лакеи, что вам от меня нужно? – кричал Пекер.– Кто из вас хочет заработать мешок денег? Ну? Я дам мешок денег тому, кто приведет мне женщину, вы слышите? Женщину с улицы… с панели!..
В зале не оставалось больше ни одного приглашенного, кроме Эме. Растерянная, она в ужасе спряталась за занавесом. Соскользнув на пол, уткнувшись лицом в занавес, сквозь слезы она едва сдерживала нервный припадок. В своем безутешном горе она была похожа на постаревшую маленькую девочку. Реми присел перед ней на корточки и прижал к себе.
– Ну, будет, будет, Меме… Не надо доводить себя до такого состояния. Пойдем отсюда.
Однако она не могла заставить себя сдвинуться с места и даже встать на ноги.
– Хочу проститутку! – твердил Пекер, стуча ногой по столу.
Он охрип и закашлялся. Он задыхался. Эме удалось произнести:
– Боже мой! Боже мой!.. Ведь он может так заболеть!
А Пекер тем временем продолжал:
– Вы что, не понимаете? Мне нужна проститутка!.. Я хочу спать с женщиной, которой платят за любовь!.. Я хочу сам ей заплатить! Приведите мне проститутку!
XXII
Вечеринка, устроенная Магдой в ее особняке Монтрету, была в самом разгаре. Реми находился в стороне от гостей на освещенной террасе в обществе Эме. У них под рукой на низком столике стояли стаканы с апельсиновым соком.
Подошла Магда:
– Послушай, Меме, что-то не похоже на мамашу Гоннель, чтобы она опаздывала. Что ты об этом думаешь?
– Вот именно, – ответила Эме, – об этом я только что говорила с Мики. Уже пошел второй час ночи: если бы она была в театре, ей бы давно пора появиться.
– Да…
– Вот так, дорогая. Что? Ты расстроена?
– Знаешь ли, – сказала Магда, – нельзя сказать, что я по ней соскучилась. Но мне не хотелось бы портить с ней отношения. Значит, она обиделась на меня, если сегодня не пришла.
– Ты считаешь? Из-за истории с «Задигом»?
Случилось так, что черная кошка пробежала между Шомберг и мадам Гоннель. Время от времени, когда Магде было совсем невмоготу, она заглядывала в особняк на улице Боссано, где могла провести время с мужчиной. Кроме парадного, в заведении был еще и черный ход, выходивший на улицу Магеллана, предназначенный для особых случаев и для узкого круга постоянных клиенток. Как-то на исходе дня, выйдя через арочный проход, соединявший располагавшийся вокруг особняка сад с двориком, через который можно было попасть на улицу Магеллана, Магда нос к носу столкнулась с входившей в дом мадам Гоннель. Шомберг никак не могла сделать вид, что не узнала свою подругу, и ей ничего не оставалось, как пожать ей руку со словами:
– Прости, дорогая, мне надо поскорее сматываться. Я и так слишком задержалась в этом доме: ты ведь сама знаешь, как это бывает…
При их следующей встрече в более пристойном месте она спросила:
– Ну и как ты себя чувствуешь после того вечера?
Намек, понятный только им двоим, вывел мадам Гоннель из себя. Впрочем, это было в характере Магды: постоянно делать намеки, унижающие достоинство других женщин, как бы оправдывая этим свое собственное беспутство.
Опасаясь колкостей Шомберг, мадам Гоннель «забыла» пригласить ее на пару коктейлей, которые устраивала некоторое время спустя. Шомберг не подала вида, что обиделась. Однако месяц спустя в журнале «Задиг» появился репортаж о доме свиданий. В нем не назывались конкретные имена, но прозрачные намеки позволяли догадаться, о ком идет речь: одно увеселительное заведение посещали два министра, в другом, под вывеской пансиона, развлекался на правах завсегдатая писатель, известный как ярый католик, а под аркой на улице Магеллана можно было частенько встретить жену директо-ра одной солидной ежедневной газеты. Каким-то чудом в репортаже не упоминалась известная всем Шомберг. Еще
