– Мадам, я должен поговорить с королем.
Я легонько потрясла Людовика за плечо, чтобы он очнулся от неглубокого сна, и указала ему на окно.
– Сир, заклинаю вас, не будем терять времени. У меня здесь двадцать человек, чтобы сопроводить вас к генералу Буилле. Передайте мне вашего сына, со мной он будет в безопасности. Мы приготовили для вас лошадей. Но уехать мы должны немедленно.
Людовик, прищурившись, всматривался в лицо молодого офицера.
– Я имею честь разговаривать с герцогом де Шуазелем?
– Да, сир.
– Вы славный молодой человек, весь в отца.
– Благодарю вас, сир. А теперь поспешите! Нельзя терять времени!
– Ступайте! Немедленно! – Я подтолкнула Людовика к окну. – Я передам вам Луи-Шарля после того, как вы вылезете в окно.
– Но…
– Не раздумывайте. Может быть, это ваш последний шанс спастись.
– Но… солдаты… Национальная гвардия…
– Они не сумеют догнать нас, сир. Наши кони быстры, как ветер.
– Но ведь они наверняка поднимут тревогу и станут стрелять в нас.
– Это риск, на который нам придется пойти. Но мы захватим их врасплох. Мы скроемся в темноте до того, как они успеют прицелиться.
Я довольно невежливо подталкивала Людовика в спину, и он уже поставил одну ногу на подоконник.
– А как же вы? – вдруг спросил он, поворачиваясь и глядя на меня. В его глазах не было любви, одно только безмерное удивление и растерянность.
Я в нетерпении покачала головой.
– Моя судьба не имеет никакого значения. В отличие от вас. От вас и Луи-Шарля. Кроме того, – с горечью добавила я, – на самом деле им нужна только я. Та, которую они ненавидят всей душой.
Снизу, из переулка, донесся свист. Это сигнал, решила я.
– Поспешите, сир. Поспешите!
Людовик начал было карабкаться на подоконник, потом остановился.
– Нет, – негромко пробормотал он и стал спускаться назад в комнату.
Я знала, что он боится высоты, но какое же неподходящее время он выбрал для демонстрации своих страхов!
– Ступайте! – воскликнула я так громко, как только осмеливалась, чтобы не привлечь внимания тех, кто сейчас находился внизу, в лавке. – Не останавливайтесь! Вы еще можете спастись!
– Я не оставлю свою семью.
Мне был прекрасно знаком этот его тон. Когда он так говорил, это значило, что он принял окончательное решение.
Людовик уже стоял на полу спальни, отряхивая свое коричневое пальто.
– Отправляйтесь к генералу Буилле, – обратился он к молодому офицеру, – и передайте ему от моего имени, чтобы он как можно быстрее привел сюда все силы, которыми располагает.
– Но, сир, что, если…
– Скачите к нему!
Когда король отдает приказания, их надо выполнять, а не оспаривать. Растерянный и упавший духом, молодой герцог молча кивнул в знак согласия и начал спускаться в переулок, откуда донесся еще один пронзительный свист.
– Берегите себя! – окликнула я его. – И примите нашу благодарность.
«Два часа, – подумала я. – Имея свежих, быстрых лошадей, по хорошей дороге он сможет вернуться к генералу Буилле и его людям через два часа. Но к тому времени наступит рассвет. Что тогда будет с нами?»
И вдруг, совершенно неожиданно, Людовик протянул ко мне руки и обнял, крепко прижав к своему сердцу. Обычно он крайне редко позволял себе такие жесты по отношению ко мне. Я бессильно привалилась к нему и заплакала.
И мы стали ждать вместе, считая минуты, молясь о том, чтобы генерал Буилле и его люди оказались здесь как можно быстрее. Тем временем в город прибыли дополнительные части солдат и Национальной гвардии, и бурлящая, горланящая толпа затянула ненавистную песенку парижан «Са ira». Деревенские жители принялись стучать палками по стенам лавки, что страшно действовало нам на нервы.
Наступил рассвет, принесший с собой отчетливый цокот копыт. Но всадников оказалось немного, всего двое, это были явно не генерал Буилле со своими людьми. Они галопом подскакали к группе чиновников, стоявших перед нашим домом, и я услышала, как один из кавалеристов громким, командным голосом представился, назвав себя капитаном Ромефом, адъютантом генерала Лафайета. Он сообщил, что привез важные бумаги от Национальной Ассамблеи. Второй всадник тоже был офицером, но он хранил молчание
