Загадки поля Куликова

Тарусу.

Троцкий Средневековья

Так что, как мы видим, для Олега в условиях 1380 г. выбор очевиден. Выступать за москвичей против татар? Но Москва показала себя непримиримым противником. Главное, она-то от Орды дальше, так что, если что не так, расплачиваться опять Рязани, как это было два года назад.

Олег явно занял, так сказать, позицию, похожую на знаменитую «ни мира, ни войны» Троцкого времен Брестского мира. Вполне вероятно, заплатил дань Мамаю (в конце концов, он и так, надо понимать, ему платил). Вряд ли дал ему войско, хотя какие-то рязанские молодцы из числа живших в южных землях вполне могли к Мамаевой Орде и присоединиться. В конце концов, там, на юге, знаменитом Червоном Яру, всегда хватало неуправляемой вольницы, лишь формально бывшей под юрисдикцией Рязани (скорее Рязанской епархии, а не князя). Похоже, Олег войска вообще не собирал. Иначе ему не пришлось бы бежать из столицы, когда вернувшийся с Куликова поля Дмитрий захотел идти на него войной.

Впрочем, Иловайский сомневался, что этот побег вообще был. И очень даже может быть, что он прав. Во-первых, если бы рязанский князь бежал, вряд ли бы, как показывает опыт других конфликтов (в том числе между теми же сторонами), москвичи отказались бы от возможности пограбить Рязань. Во-вторых (и меня это убеждает куда больше), если бы Рязань приняла московского наместника, как утверждают летописи, откуда бы тогда взялись «пленники, взятые рязанцами при походе москвитян к Дону», которые «должны быть возвращены по общему суду и по правде»^{234}. А ведь статья о пленных содержится в договоре, который заключили между собой Олег и Дмитрий: «А что князь велики Дмитрии и братъ, князь Володимеръ, билиса на Дону с Татары, от того веремени что грабежъ или что поиманые у князя у великого люди у Дмитрия и у его брата, князя Володимера, тому межи нас суд вопчии, отдати то по исправе. А что ся ни деяло дотоле, как есмя целовали крестъ, тому погребъ до Спасова Преображения за четыре дни»^{235}. Произошло это, видимо, в 1381 г., поскольку договор заключен «по благословлению отца нашего Киприяна»^{236}, а его Дмитрий признавал митрополитом только короткий отрезок времени — с 1381 по 1382 г.

Больше того, статья об обмене пленными есть в договорах Федора Ольговича Рязанского и Василия Дмитриевича Московского, сыновей Олега и Дмитрия: «…а будет в твоей отчине тех людеи з Дона, которые шли, и тех ти всех отпустити»^{237}. И в «Докончании…» их внуков Василия Васильевича и Ивана Федоровича: «…или тех людеи, которые будут з Дону шли, а будут в вашеи вотчине, и тие вам всех отпустить без хитрости»^{238}. Если бы в 1380 г. Рязанью правил московский наместник, какова вероятность, что после этого там оставались московские пленные? Вот то-то!

Очевидно, москвичи в поход действительно собрались (что косвенно свидетельствует о не таких уж больших потерях их в Куликовской битве), но встретили посольство Олега, который выразил готовность заключить мир. Что и было оформлено на следующий год. При этом рязанский князь признает себя «младшим братом». Раз Олег пошел на такое без боя, значит, на самом деле не имел сил воевать после татарских погромов 1377 и 1378 гг. И в 1380-м он, видимо, все, что сделал, это разрушил мосты на реках, тем самым затруднив обеим сторонам движение через рязанские земли. Типа: я с вами не воюю, но лучше через мою землю не ходите, вам же самим трудно будет. Ищите другое место, где подраться.

Но москвичи на обратном пути, похоже, все-таки пошли через Рязань. И шли, видимо, не без традиционного для армии, движущейся через чужие земли, грабежа, за что кто-то из них поплатился. Отсюда и появились московские пленные. Кстати, раз возвращать их нужно было, в соответствии с грамотой 1381 г., по суду, стало быть, московская сторона признает: ее люди не были невинно пострадавшими овечками. Можно посчитать, что досталось им за невыполнение упомянутого летописцами приказа Дмитрия ничего не трогать в рязанских землях. Который, если был отдан на самом деле, лишний раз свидетельствовал бы то, что Дмитрий в 1380 г. не считал Олега Рязанского реальным союзником Мамая.

Кстати: в договоре 1381 г. есть такие любопытные строчки: «А что на рязанскои стороне за Окою, что доселе потягло къ Москве почен Лопастна, уездъ Мьстиславль, Жадене городище, Жадемль, Дубокъ, Броднич с месты, как ся отступили князи торускiе Федору святославичю, та места к Рязани»^{239}. По-моему, еще одно убедительное доказательство того, что в 1380 г. Москва над Рязанью власти не устанавливала. Упустил бы Дмитрий возможность отобрать у Олега земли, которые в договоре даже считаются ранее тянувшимися к Москве, если бы захватил хотя бы на время Рязань?

Против кого дружим?

Вышеизложенное позволяет уточнить, с каких территорий могли собирать войска все главные действующие лица нашей истории.

Как видим, Дмитрий Донской мог рассчитывать на силы Московского и находящегося у него в подчинении Великого Владимирского княжества. Фактически контролировала Москва в это время и Белозерское княжество. Собственные князья там были, но независимой политики. Последним, кто пытался это сделать, был Роман Белозерский в 30-х гг. XIV в. Тогда он поддержал Александра Тверского против Ивана Калиты. Но… Калита донес на противников в Орду, и Александр был казнен, а имя Романа тоже исчезло со страниц летописей. Вероятно, он также был убит. Иван Калита выдал за его сына Федора свою дочь, Феодосию. При этом, судя по духовной грамоте Дмитрия Донского, купил ярлык на Белозерье («А сына своего, князя Андрея, благословляю куплею же деда своего, Белымозером, со всеми волостми…»)^{240}. Надо понимать, это не означало ликвидации княжества, но существенно ограничивало права князя. Покупка ярлыка передавала право сбора ордынской дани. Это, в свою очередь, позволяло контролировать, как бы сейчас сказали, денежные потоки княжества. А стало быть, и оказывать решающее воздействие на политику князя.

Впрочем, еще раз белозерские князья взбрыкнули. В 6871 (1363) г. с Дмитрием Константиновичем Суздальским, явившимся во Владимир садиться на великий стол с ярлыком от Мюрида, пришел «Иван Белозерец». Единственный известный белозерский князь с таким именем — сын Федора Романовича, погибший на Куликовом поле. Но, между прочим, нужно отметить: в летописи не сказано, что в это время он был князем или сыном князя. То есть отец его, Федор, вполне мог и не править в это время. Был же еще и Василий Федорович, двоюродный брат Федора, упомянутый в Ростовском соборном синодике^{241}. Да тем более время было какое: великий московский князь Иван Иванович помер, а его сын — малолетка. Тут вполне можно было поискать другого покровителя. Тем более, как можно понять из духовной Дмитрия Ивановича, Иван Калита ярлык-то купил не как московский, а как великий владимирский князь. В завещании Дмитрия строка про Белозерье стоит в той части, в которой распределяются именно земли великого княжения, которое московские князья стали считать собственностью («А се благословляю сына своего, князя Василья, своею отчиною, великим княженьем»)^{242}. В завещаниях его отца и деда ничего про Белозерское княжество нет.

Но в 1375 г. белозерские князья уже участвуют в походе на Тверь, потом в Куликовской битве. Не факт даже, что жили они в это время в своем княжестве, а не в Москве.

Судя по другим событиям той поры, из подчинения Москве не выходили (хотя и оставались самостоятельными) Ростовское и Ярославское княжества. Участие княжьих дружин этих земель в Куликовской битве представляется на самом деле вполне реальным. Относительно ополчения… Не уверен, что его могли собрать ради того, чтобы принять участие в московской затее. Но… кто знает, ничего тут