1–3 — чистые, 4–5 (оборот) — оглавление, 6-10 (оборот) — реставрированный текст, написанный полууставом XIX в. Есть еще чистые листы 401–402 и 451–453. На листах 450–450 (оборот) текст написан тем же почерком XIX в. Напоследок укажем еще, что, по Попову, многие углы оборваны и подклеены уже при переплете.
Но самое интересное описание попалось мне в руки уже в то время, когда я писал книгу. Вышел в свет сборник «Летописи и хроники» за 2008 г. Слава богу, что публикация этого издания возобновилась после 25 лет паузы. Потому что в нем я нашел статью Т. В. Анисимовой «Сборник хронографический с Рогожским летописцем (археографическое описание)»{14}, в которой автор не только подробнейшим образом излагает, на какой странице какая часть сборника размещена, на какой бумаге написана и каким почерком, но и приводит стемму тетрадей, с распределением в них филиграней.
И тут мы видим любопытнейшие вещи. Во-первых, оказывается, что дефектных тетрадей — пять. Если не считать, конечно, первых двух листов и последних четырех. Два первых и два последних — конца XIX в., машинного производства. Листы с 3-го по 10-й (первая тетрадь) и 450-й — второй четверти XIX в. Причем, судя по всему, 450-й имел пару, но тот лист оторван, а вместо него стоят два листа конца века. Одиннадцатый лист — одиночный. Такой же вставной — лист № 139. Он вставлен между 16-й и 17-й тетрадями основного текста, написанного на бумаге XV века.
Первая неполная тетрадь — пятая по счету среди основных и шестая — если считать вставную тетрадку XIX в. В ней оторван предпоследний лист. Страннейшим образом выглядит тетрадь № 26 (27). В ней оторван последний лист, а перед предпоследним вставлен другой. Следующая тетрадка на самом деле 7-листовая, без последнего листа. Но после нее вставлен отдельный лист. В 44-й тетради вторая и третья страницы залиты чернилами и поверх них наклеены новые, заполненные текстом. В пятидесятой тетради оторваны последние два листа, и вместо них вклеены другие. Пятьдесят первая — из шести листов. Наконец, лист 449 — тоже старый (после него, как мы помним, идут три новых). Как видим, ничего похожего на первое описание нет.
— Лемех
— Голова быка
— Рожок в щите, под лилией
Но это, насколько я понимаю, не все следы калечения рукописи. Дело в том, что для основного текста использовались разные листы XV в. Это можно определить по филиграням. При первом описании Лихачев отметил шесть основных типов: олень, охотничий рожок, голова быка, женская фигура, фляга пилигрима и неизвестный изогнутый предмет. Клосс называет уже восемь, добавив еще колесницу и литеру В. Изогнутый предмет он называет полуподковой. Анисимова с ним согласна. Только полуподкова у нее превратилась в лемех.
Так вот, в основной своей массе (где удалось разобрать) подряд идут листы с одной и той же филигранью. Это естественно: писец, скорее всего, получал пачку листов, купленных у одного производителя. Вот у другого вполне могли оказаться и другие листы. Но надо отметить: в некоторых случаях в тетради смешаны листы двух разных типов. К примеру, в тетради № 12 первый и последний лист — «олень», а третий и шестой — «лемех». Или в двадцать седьмой тетради все листы — «лемех», а третий и шестой — «женщина».
Но самое примечательное: тетради 38 и 39. С 32-го по 45-ю тетрадь везде используются листы с филигранью «лемех». Но 38-я — «бык». И в 39-й листы 1–2 и 7–8 — «быки». А внутри нее — опять «лемех». Совершенно очевидно, что эти тетради — «не родные». То есть на этом месте были другие, но их потом заменили.
Клосс считает, ссылаясь на следы пятна на 37-й и 40-й тетрадях, что тетради 38 и 39 пострадали от воды, а поэтому их пришлось переписывать. В этом месте даже и чернила другие. Правда, почерк, по Клоссу, тот же, что и в предыдущих и последующих тетрадях. Получается, один и тот же человек писал, а потом правил свою работу? Причем второй раз взял другую бумагу? Правда, поверить в это можно, поскольку филиграни обоих типов датируются примерно одним и тем же временем — 1447–1448 гг.{15}
Что касается почерка, то, по тому же Б. М. Клоссу, основная часть сборника написана полууставом второй четверти XV в. Но тут граница еще более неопределенная. Попов считал, к примеру, что подобным почерком писали еще в начале XVI в. Так что конец XV в. представляется вполне разумной датой.
Работало пять человек, хотя лишь двух из них можно считать основными писцами. Остальные три почерка фиксируются лишь на отдельных листах (и даже страницах), что заставляет подозревать наличие вставок.
Правда, нужно отметить: относительно того, кто какие страницы писал, у различных исследователей единства нет. Так, Клосс приписывает первому писцу авторство листов 11–48, 68-272, 403–428. Второму — несколько кусков на листах первого. Третьему — 272–285 об., 289–365 об., а также киноварные заголовки. Четвертый-де заполнял листы внутри массива третьего, а пятый писал л. 366–400 {16}.
А Анисимова отдает одному писцу весь кусок с 11-го по 285-й лист, с 17-й строки с 289 по 365-й и 403–428. Хотя и отмечает, что с 272 по 365-й листы почерк у него становится более мелким. То есть «третьего писца» Клосса она не считает отдельным человеком. Зато она считает почерк на листах, подклеенных к залитым чернилами листам 348–349, относящимся к тому же XV в., хотя и Лихачев, и Клосс относят его к веку XVI{17}.
Попов же вообще считал, что с л. 9 по 120-й писал один человек, с 121 по 270-й — другой, 270–283 — третий, 284–297 — четвертый, 298–364 — пятый, потом до 431-го — писец XVI в., а с 431-го — опять старый, но другой. Поскольку Попов не учитывал первые два листа, это означает, что он первому и второму писцам отдает листы не так, как Клосс (хотя и в тех же пределах), а вот дальше у них полный разброд{18}.
Так что почерки — дело довольно субъективное. Но нам важно, что есть места рукописи, где внутрь текста, написанного одним писцом, вторгается рука другого. Вы верите, что дело было так: писал-писал один человек, потом устал, дал пописать другому, а после снова вернулся к работе? Я лично — нет. Скорее можно предположить, что был написан текст, который потом начали редактировать.
Интересующий нас Рогожский летописец занимает в сборнике листы 246–363. Писал его, если верить Анисимовой, один писец, который с листа 272 начал почему-то мельчить. По Клоссу, это два человека. Первым почерком заполнены листы с 246-го по 272-й (на последнем — два слова «въ Пьскове») и масса более ранних страниц. Вторым — с 272-го по 285-й и с 289-го (оборот) по 363-й (точнее, 365-й).
Довольно странно, что страницы с 286 по 289 (оборот), по Клоссу, написаны еще одним почерком, который использован только здесь. При этом на указанных страницах нет ничего особенного. На странице 286, правда, как указано в комментариях к тексту первого издания, уголок подпорчен, но утраты текста, вроде, не наблюдается, продолжается предыдущая запись. А на 289-й вообще часть написана одним писцом, а часть — другим.
Так что тут, думаю, Клосс погорячился. А вот что касается двух писцов… Тут интересное соображение возникает. А что если изначально текст был написан первым из них? Тем самым, почерком которого писано все начало сборника. А потом его тескт начали редактировать. И второму писцу сказали: «Ты должен вложить новый, расширенный текст, в тот же объем страниц, в котором он и был». Вот он и начал мельчить. Эх, проверить бы листы! Вдруг там один текст счищен, а другой поверх написан? Да кто даст!
Что касается времени создания Рогожского летописца, исследователи на основании водяных знаков пришли к выводу, что сборник, в состав которого он входит, написан в середине XV в. Н. П. Лихачев, проанализировав часть листов, тех, на которых «
