Обернувшись, Фелисин протянула к нему руки и через несколько секунд тоже прильнула к живительной влаге. Спереди зашелестел песок: из темноты появился священник, который присел рядом.
Фелисин передала ему емкость, но старик отрицательно покачал головой: его похожее на морду жабы лицо было серьезно озадаченным.
– Неужели это самая большая колонна, которую ты когда-либо видел, Гебориец? – спросила девушка. – В Арене существуют столбы, превосходящие рост человека в двадцать и более раз… По крайней мере, я слышала о подобном. Кроме того, они покрыты спиральными изразцами от основания до самой вершины; как-то давно Бенет описал мне одну из них.
– Даже я их видел, – пробормотал Баудин. – Они не шире, но уж точно выше. А из чего сделана эта колонна, священник?
– Нефрит.
Громила флегматично пропыхтел, однако Фелисин заметила, как широко раскрылись его глаза.
– Я видел шире, я видел выше…
– Заткнись, Баудин, – отрезал Гебориец, потирая обрубками рук свое тело. Взглянув на головореза из- под густых всклокоченных бровей, он добавил: – Это никакая не колонна. Это палец.
Первые лучи осветили небосклон, и тени на песке постепенно рассеялись. Из мглы начали медленно вырисовываться детали этого пальца, высеченного из цельного куска нефрита. Вот стали видны складки и бугорки кожи, ее рисунок на подушечках пальцев… Небольшое сходное возвышение у подножия, естественно, было другим пальцем.
«Палец означает, что должна быть кисть… Кисть – ведет за собой руку. Рука – все тело…» Логика была очень проста, однако она не укладывалась в голове Фелисин. Такое громадное сооружение не может быть сделано человеком, оно не может оказаться в такой глуши… целиком. Максимум – кисть, но не рука и не тело…
Гебориец с рассвета не сказал ни слова, он только потуже кутался в свой балахон. Дотронувшись культей руки до этого сооружения, он ощутил боль, которая до сих пор не исчезала. Взглянув на Геборийца при свете солнечного дня, девушка оторопела: на его теле начали появляться новые татуировки, некоторые стали еще ярче.
Наконец Баудин поднялся на ноги и принялся натягивать два небольших тента недалеко от основания пальца, где тень была самая длинная. Громила не обращал на монолит никакого внимания – будто на его месте стоял пенек от огромного кипариса; он достал длинные колья и начал забивать их в теплый песок, продев через латунные кольца в углах палатки.
Солнце поднималось все выше, окрашивая небо в оранжевый оттенок. Несмотря на то что Фелисин видела этот цвет и раньше на острове, он никогда не казался таким насыщенным. Девушка практически на вкус ощущала горечь металла.
Когда Баудин взялся за второй тент, старик встряхнулся; принюхавшись, он поднял голову и медленно поднялся на ноги.
– Дыханье Худа! – проворчал он. – Неужели нам недостаточно своих испытаний?
– Что такое? – спросила встревожено Фелисин. – Что случилось?
– Там поднялся шторм, – произнес священник. – Это же пыль Отатарала.
Баудин отвлекся от своего занятия и замер. Затем, проверив прочность конструкций, он произнес:
– Все готово.
– Нам лучше не оставаться на улице. Фелисин фыркнула:
– Можно подумать, эти палатки нас спасут. Кроме того, если ты забыл, то я напомню, что мы сами работали на Отатарале. Если бы он мог причинить нам какой-то вред, это произошло бы давным- давно.
– В Черепной Чаше у нас была каждый вечер возможность обмыть свое тело, – произнес Гебориец, вытряхивая содержимое продуктового мешка и натягивая его поверх брезента.
Девушка заметила, что старик до сих пор старался держать у груди ту руку, которой он ночью дотронулся до нефрита.
– Ты, думаешь, в этом есть какой-то смысл? – спросила она. – Но если это правда, то почему каждый маг, поработавший хоть день на Отатарале, либо умер, либо сошел с ума? В твоих словах, Гебориец, нет последовательности…
– В таком случае сиди на своем месте, – отрезал он и нырнул под навес первого тента, прихватив с собой провиант.
Фелисин обернулась на Баудина. Головорез пожал плечами, а затем без особенной спешки занял вторую палатку.
Девушка вздохнула. Она была очень утомлена, однако сонливости не ощущала. «Если я сейчас заберусь под тент, то буду там просто лежать, рассматривая швы на парусине над головой».
– Лучше забирайся внутрь, – послышался голос Баудина.
– Я еще не сплю.
Он вылез и подобрался поближе, подобно хитрому коту.
– А мне не важно, хочешь ты спать или нет. Сидя под солнцем ты будешь потеть, а это означает повышенный расход воды, а ее и так у нас немного. Поэтому залезай под этот чертов тент, девушка, пока я не положил руку на твою задницу.
– Будь здесь Бенет, ты бы не посмел…
– Этот ублюдок мертв! – проревел громила. – И Худ бросил его прогнившую душу в самую глубокую яму!
