раз: как на рассвете открывается Книга, поднимается Вихрь, и Ша'ика появляется из него… возрожденной. «Клинки в руках – это хорошо, но мудрость – у безоружных» – вот что говорят слова ветра. Молодой и старый. Одна жизнь целиком, другая – не законченная. Я видела все это, Лев! – она помедлила, переводя дыхание. – У меня нет другого будущего, кроме этого. Мы спасены, – Ша'ика вновь обернулась лицом к Каламу. – Недавно среди моих друзей появилось… домашнее животное, которое сейчас отправляю вместе с тобой. Я вижу твое будущее, посланник. Этот спутник тебе очень пригодится, – закончила Ша'ика, вновь показав жестом на темное пятно.
Огромная неуклюжая фигура сделала несколько шагов вперед, и Калам непроизвольно попятился. Его жеребец издал жалобное ржанье, начав проявлять явные признаки беспокойства.
– Это апторианка, посланник из Королевства Тени, – объяснил Лев. – Его прислал в Рараку Предводитель Тени для того… чтобы следить. Но сейчас он принадлежит Ша'ике.
Странное животное имело кошмарную внешность: оно было около девяти футов в высоту и опиралось на пару тонких задних конечностей. Одна-единственная передняя лапа, длинная и с множеством суставов, спускалась вниз, беря начало из Уродливым образом раздвоенной груди. Поверх горбатых плеч располагалась извилистая шея, которая заканчивалась плоской, удлиненной головой. Из нижней челюсти выступал ряд длинных и острых клыков, которые при улыбке придавали ему некоторую схожесть с дельфином. Голова, шея и конечности были черные, а туловище – серовато-коричневое. Но главной достопримечательностью внешности стал единственный черный плоский глаз, который посматривал на Калама с почтительным страхом.
Убийца заметил на теле демона свежие рубцы от ран.
– Он был в бою? Ша'ика нахмурилась.
– Д'айверс – пустынные волки. Ему удалось уйти.
– Это больше похоже на тактический ход, – сухо добавил Лев. – Животное не ест и не пьет, по крайней мере, так нам показалось. И несмотря на то что Священный мастер думает по-другому, я уверен, что в его пустой голове нет и капли мозгов.
– Лев заставляет меня сомневаться, – сказала Ша'ика. – Он сам выбрал себе обязанность по уходу за апторианкой и теперь не оправдывает наших надежд.
– Сомнения – вещь вполне обычная, – произнес было Калам, но потом осекся, вспомнив, кем является его собеседник.
Священный мастер только улыбнулась.
– Я чувствую, что вы очень похожи друг на друга. В таком случае ты свободен – Семеро Святых уверены, что одного Льва нам более чем достаточно.
Кинув в последний раз взгляд на молодого Толбакая, убийца прыгнул в седло, дал шпоры жеребцу и мелкой рысью скрылся по Южной дороге.
Апторианец решил, что лучше всего держаться от Калама на некотором расстоянии, поэтому бесшумно двинулся параллельно ему на расстоянии примерно двадцати шагов, представляя собой темное пятно в ночи, неуклюже шагающее на своих трех костяных ногах.
Через десять минут быстрой рыси Калам потянул за поводья и перешел на шаг. Он передал книгу, чем обеспечил себе место среди героев, которые пробудят Вихрь. Это был зов крови, и не важно, какую цель он преследовал.
Однако цель другой стороны жизни Калама лежала еще впереди: ему непременно нужно убить императрицу и спасти империю. Если небеса окажутся благосклонны, то восстание Ша'ики уже ничто не сможет остановить, и контроль над континентом будет вновь восстановлен. «Но если я не достигну своей цели, Лейсин и Ша'ика начнут войну и будут проливать кровь друг друга до изнеможения. Да, две эти женщины носят одно одеяние, – подумал убийца, – но Худ возьми, насколько же они разные!» Каламу было нетрудно вообразить, сколько сотен тысяч смертей принесет эта война, и он бы совсем не удивился, если повсеместно среди Семи Городов гадалки Расклада Дракона обнаружили в своих трясущихся руках Вестника Смерти. «Благословенная Королева, я это дело сделал».
За минуту до рассвета Ша'ика села, скрестив ноги, на земле перед Книгой Апокалипсиса. Двое ее охранников присели по бокам на остатки разрушенных смотровых башен. Молодой Толбакай наклонился к своему двуручному мечу, сделанному из стали и дерева. На голове громилы покоился древний помятый бронзовый шлем, оставляющий открытыми только лишь щеки; глаза скрывались в тени под узкой железной щелью. Руки его компаньона были скрещены, у бедра, облаченного в доспехи, лежал огромный арбалет, а под широким кожаным поясом были видны две утренние звезды с одним лучом. Из одежды на охраннике была бесцветная телаба, накинутая поверх островерхого железного шлема. Под ним виднелось чисто выбритое лицо, по которому можно было судить, что человек провел около тридцати лет под солнцем и ветром пустыни. В ярких голубых глазах капитана телохранителей постоянно светилось беспокойство и напряжение.
Лучи рассвета осветили Ша'ику. Священный мастер протянула руки и открыла Книгу.
Внезапно стрела с алмазным наконечником, со свистом рассекая воздух, появилась перед взором женщины и с хрустом воткнулась ей в лоб на расстоянии дюйма над левым глазом. Железное древко раскрошило череп, а кончик, как смертельный цветок, раскрылся в мозгу, выпустив несколько спрятанных внутри острых шипов. Через мгновение острие вышло со стороны затылка, раскроив череп на две части.
Ша'ика умерла мгновенно, повалившись навзничь.
Тене Баралта издал победный рев и с удовлетворением начал наблюдать, как двенадцать Красных Мечей под предводительством Аралт Апрата и Лостара Ил приближались к двум недоумевающим беспомощным охранникам.
Через мгновение после смерти своей предводительницы пустынный воин бросился к земле, перевернулся и схватил арбалет. Он ясно видел, как выпущенная им стрела вонзилась в грудину Аралт Апрата, превратив его грудь в огромное кровавое месиво. Высокий сержант выпал из седла, подобно пыльному мешку.
Предводитель в бешенстве закричал, вытащил свою кривую саблю и бросился к войску, присоединяясь к атаке. Приблизившись на пятнадцать шагов к Толбакаю, взвод Лостары поднял пики для ближнего боя.
Глаза Тене Баралты расширились в изумлении, когда он увидел, что ни одна из шести пик не попала в