– Ее привезли с сильнейшим кровотечением.
…О нет! Ребенок… Остро кольнуло сердце, но Чарльз способен был думать сейчас только о Грейс… только о ней одной…
– С ней все в порядке? – Голос его звучал хрипло.
– У нее значительная кровопотеря. Но переливания решили не делать. Состояние уже стабилизировалось. – И тут на какое-то мгновение в этом безразличном, монотонном голосе послышались человеческие нотки: – Она потеряла ребенка. Искренне сожалею.
– Благодарю вас… – Он с трудом перевел дух – ему необходимо было срочно сообразить, что делать. – Она в сознании? Могу я поговорить с ней?
– Она в реанимации. И пробудет там до полдевятого или даже до девяти часов утра. Врачи хотят стабилизировать кровяное давление прежде, чем переводить ее в обычную палату, – оно пока низковато. Так что, полагаю, она пробудет там до позднего утра.
– А уйти она не сможет?
– Не думаю. – Медсестра на сей раз была искренне удивлена этим необычным вопросом. – Мне кажется, она слишком слаба. В сумочке у нее нашли ключ от номера в отеле «Карлайль», но там сказали, что леди была одна… – на всякий случай прибавила женщина.
– Благодарю вас. Огромное спасибо за то, что позвонили. Я вылетаю.
Едва положив трубку, Чарльз выпрыгнул из постели, нацарапал записку детям, сообщая, что с утра у него важная встреча, и, даже не побрившись, погнал машину в аэропорт. В аэропорту многие его узнавали, но никто и словом не обмолвился. Он успел на семичасовой самолет. Стюардесса принесла ему свежую газету, сок и чашечку кофе. Но Чарльз не отрываясь смотрел в окно, ничего не замечая вокруг…
Самолет приземлился в аэропорту Нью-Йорка в восемь пятнадцать, а в девять Чарльз был уже в Леннокс-Хилл. Грейс только что на каталке привезли в палату. Он, неслышно ступая, вошел следом – Грейс в недоумении смотрела на него. Она была очень слаба и все еще немного пьяна от наркоза.
– Как ты здесь оказался? – Она смутилась и закрыла глаза.
Медсестра вышла из палаты, оставив их наедине. Лицо Грейс было зеленовато-серым.
– Прилетел на палочке верхом, – улыбнулся Чарльз и нежно погладил ее по руке. Наверное, она еще ничего не знает… про ребенка.
– Кажется, я упала, – прошептала она.
– Где?
– Не помню… Я ехала на такси в Вашингтоне, кто-то врезался в нашу машину… – Грейс не знала теперь, было ли это в действительности или просто привиделось. – А потом… потом мне стало очень больно… – Она обвела глазами палату и в ужасе спросила: – Где я?
– В больнице Леннокс-Хилл. В Нью-Йорке, – спокойно ответил он, не выпуская ее руки. Ее вид очень взволновал Чарльза, и он жаждал переговорить с врачом.
– А как я сюда попала?
– Наверное, тебя приволок таксист. Ты лишилась чувств в машине. Снова надралась в стельку… – улыбнулся он.
Но Грейс вдруг заплакала. Она случайно коснулась живота – он был совершенно плоским. А ведь при трехмесячной беременности уже явственно заметен маленький холмик! Но теперь его нет… И тут она вспомнила и острую боль, и кровь… Никто и словом не обмолвился о ее ребенке!
– Грейс… дорогая… я люблю тебя… я люблю тебя больше всего на свете. Помни об этом, милая… Я не хочу тебя потерять.
Но она плакала все горше – она оплакивала и погибшего ребенка, и всю их проклятую жизнь…
– Малыша ведь нет больше… правда? – Грейс смотрела ему прямо в глаза, и Чарльз медленно кивнул. Потом обнял ее и тоже заплакал.
– Какой я идиот! Я должен был понять, что ты… А я-то, дурак, решил, что ты просто нуждаешься в одиночестве, чтобы прийти в себя. Когда я прочел твое письмо, то чуть не умер…
– Ты отдал письма детям?
– Нет, – честно ответил он. – Я их спрятал. Хотел найти тебя, вернуть… Но если бы я только сообразил, что происходит! Я не отпустил бы тебя, с тобой бы ничего не случилось… – Он был убежден, что во всем, что произошло, всецело его вина.
– Ш-ш-ш… скорее всего это все от волнений… сам посуди, что происходило в последнее время… знаешь, я думаю, что время было самое что ни на есть неподходящее… это было бы не вовремя…
– Это всегда вовремя. Я очень хочу еще ребенка, – с любовью сказал Чарльз. Ему наплевать было на собственный возраст, на возраст жены – оба обожали детей. – И я хочу, чтобы мы вновь были счастливы.
– И я… – прошептала Грейс.
Потом они еще немного поговорили. Чарльз непрерывно гладил ее руки, целовал ее, и она спокойно уснула. Лишь тогда он пошел повидать доктора. Но тот не слишком его обнадежил. Грейс потеряла очень много крови, и врач полагал, что она еще долго будет приходить в себя. К тому же он считал, что, хотя Грейс и не утратила способности к зачатию, беременность нецелесообразна. При осмотре во влагалище Грейс он обнаружил множество старых шрамов и изумлялся тому, что беременность у нее наступала столь час-го. Происхождение этих шрамов Чарльз объяснить не решился… Врач рекомендовал перевезти Грейс в гостиницу на несколько дней, дать ей как следует отдохнуть и лишь потом со всеми предосторожностями препроводить домой, в Вашингтон. Но и дома ей предписывался строжайший постельный режим в течение по крайней мере недели, а то и двух – выкидыш на трехмесячном сроке, да еще с такой кровопотерей бесследно не проходит.
