– А что отец Тим? Он знает?
– Он сам обо всем догадался, но я ни слова ему не говорила. Я не считаю это нужным. Но я работала в госпитале Святой Марии в Чикаго, а потом здесь, в приюте Святого Эндрю, потому, что только так могла хотя бы отчасти расплатиться за то, что сделала. И я все время думала, что, возможно, спасу какого-нибудь несчастного ребенка и ему не доведется пройти через все это…
– Господи, Господи… Грейс… как ты все это пережила? – Он крепко сжимал ее в объятиях, нежно баюкая на своей груди, не в силах постичь глубины ее горя и страдания. Единственное, чего он хотел сейчас, – это никогда не размыкать объятий…
– Просто пережила – и все, – отвечала Грейс. – А в каком-то смысле не пережила. У меня было лишь единственное и жалкое подобие романа. И я не была близка ни с одним мужчиной… кроме отца. И не уверена, что смогла бы… А тот тип, что накачал меня наркотиками, говорил потом, что я едва не убила его, когда он до меня дотронулся, – возможно, я могла бы и убить… И мне кажется, эта сторона жизни закрыта для меня навечно. И еще… – Она нежно поцеловала его. Нет, он ее ничуть не пугал. Она все еще гадала, сможет ли научиться доверять ему. И не отвергнет ли он ее после того, что узнал… Она искала в его глазах признаки отчуждения и осуждения, но видела лишь искреннее горе и сочувствие.
– Если бы я мог, я всех их поубивал бы своими руками! Как могли они отправить тебя еще и в тюрьму! И это после всего… Как можно быть такими слепыми, такими жестокими…
– Так очень часто случается. – В ее голосе уже не было горечи. Она давным-давно смирилась. Но она сейчас и еще кое-что отчетливо осознавала: если теперь он предаст ее, если расскажет кому-нибудь о ее прошлом, ее жизнь в Нью-Йорке кончена. Ей снова придется сниматься с якоря – ах, как же ей этого не хотелось…
Но он спросил лишь:
– А отчего ты считаешь, что с интимной жизнью для тебя навсегда покончено? Ты пыталась… хоть раз?
– Нет. Я просто не могу себе этого представить, а если отваживаюсь, снова попадаю во власть кошмара…
– Но ведь ты же бесстрашная – ты оставила позади прошлое, ты идешь вперед… Почему бы не совладать и с этим? Ты обязана сделать это ради себя самой, Грейс – и ради того человека, который полюбит тебя… В данном случае ради меня, – улыбнулся Чарльз и задал ей еще один вопрос: – Пошла бы ты к врачу, если понадобилось бы?
Голос его был необычайно нежен и ласков, но Грейс заколебалась. Странно – ей это казалось предательством по отношению к Молли.
– Может быть., – неуверенно произнесла она. Пожалуй, даже психотерапия была бы слишком болезненна…
– Знаешь, у меня такое чувство, что ты здоровее, чем думаешь сама. Сам не знаю почему… Понимаешь, если бы ты не была очень сильной и психически уравновешенной, ты просто не пережила бы всего, что… Думаю, ты просто очень сильно напугана, как и любой бы другой на твоем месте. К тому же ты пока еще не столетняя старушенция…
– Мне двадцать три года. – Она произнесла это так, словно это было бог весть сколько.
Чарльз от души расхохотался и нежно поцеловал ее.
– Не впечатляет, моя девочка. Я на двадцать лет тебя старше.
Ему вот-вот должно было исполниться сорок три, и Грейс об этом помнила. Но шутить ей сейчас не хотелось. Она взглянула на него серьезно, почти сурово:
– Скажи мне честно. Ты в силах продолжать наши отношения после того, как обо всем узнал?
– Я не вижу причин в этом сомневаться. Во всем этом нет ни капли твоей вины – как и в том ночном нападении на тебя в Деланси. Ты жертва, Грейс, жертва двух психически больных людей, которые беззастенчиво тобой пользовались. Ты ни в чем не виновна. Даже когда ты отдавалась ему, ты делала это лишь потому, что у тебя действительно не было выхода. Думаю, любая на твоем месте вела бы себя так же – девочку легче легкого убедить, что таким образом она помогает умирающей матери. Как ты могла им воспротивиться? Никак не могла, дорогая. Ты все время была безропотной жертвой. И похоже, ты была жертвой до тех пор, пока не покинула Чикаго и не приехала в Нью-Йорк. Не считаешь, что настала пора с этим покончить? Этот кошмар начался вот уже десять лет назад. А это почти половина твоей жизни. Не думаешь, что теперь ты имеешь полное право на новую, лучшую, жизнь? Думаю, ты это заслужила.
Он страстно поцеловал ее, вложив в этот поцелуй всю глубину чувства, которое испытывал к ней. А что именно он чувствует, Чарльз уже безошибочно знал. Он очень любит ее.
– Я люблю тебя. Я влюблен в тебя, как мальчишка… И этому не в силах помешать ни то, что ты сделала, ни все, что сделали с тобой, – я лишь страдаю оттого, что тебе пришлось перенести столько боли. Я хотел бы навечно стереть все это из твоей памяти, хотел бы изменить т.вое прошлое, но это не в моей власти. Я принимаю тебя такой, какая ты есть, я люблю тебя именно такой… Теперь главное то, что мы можем друг другу дать. Я ежечасно благодарю свою счастливую звезду за то, что она привела тебя именно в мою контору. Я не верю своему счастью, не понимаю, за что мне это…
– Это я счастливица… – Грейс ошеломлена была его реакцией и не верила своим ушам. – Зачем ты все это мне говоришь? – Ее снова душили слезы. Это было невозможно вынести…
– Я говорю тебе все это потому, что это так. Успокойся, хотя бы ненадолго – и просто радуйся. Ты достаточно переживала в жизни. А теперь – моя очередь. Я стану переживать за нас обоих. О'кей? – Он снова привлек ее к себе и осторожно вытер ей слезы. – Ну как? Все хорошо?
– Хорошо, Чарльз… я люблю тебя.
– Правда, далеко не так сильно, как люблю тебя я. – Чарльз прижал ее к груди и страстно поцеловал. А чуть погодя, он еле слышно засмеялся.
– Что тут смешного? – прошептала она, касаясь кончиками пальцев его губ, – это взволновало его еще сильнее. Он просто умирал от желания, но твердо знал, что еще не время. Должно пройти еще немало времени, прежде чем между ними что-то произойдет. И ответил с хитрой улыбкой:
– Я просто подумал… Знаешь, в сущности, плевать на все эти психологические деликатности…
