рискнули даже уединиться в бывшей комнате Антуана. Графиня очень уставала и большую часть времени спала.
Зоя уже несколько месяцев очень волновалась за нее, но теперь ей придавало сил то, что Клейтон вернулся и был рядом.
Как-то они заговорили о расстреле в Екатеринбурге, и капитан признался, что предвидел нечто подобное. Зоя поделилась с ним своими опасениями насчет остальных членов царской семьи.
– В газете говорилось, что их перевели в безопасное место… но куда? Я написала Маше пять писем, а ответа так и не получила.
– Вероятно, Боткин не может больше пересылать письма. Это еще ничего не значит, малышка. Ты должна набраться терпения, – спокойно сказал капитан, стараясь рассеять тревогу девушки.
– Ты говоришь, как бабушка, – прошептала она, прижимаясь к любимому.
– Иногда я тоже чувствую себя стариком.
Клейтон заметил, как сдала графиня по сравнению с прошлым его приездом. Она плохо выглядела, и он чувствовал, что Зоя тоже замечает это. Сейчас графине было восемьдесят четыре года, причем последние два года выдались особенно тяжелыми. Поразительно, что ей вообще удалось выжить.
Но тут тела их вновь соединились, и они предавались любви до утра, забыв о своих заботах.
Последующие недели они были неразлучны, но десятого декабря, почти через месяц после окончания войны, Клейтон пришел к Зое с нерадостными известиями. В конце недели его отправляли обратно в Америку, но намного важнее было то, что он принял мучительное решение относительно девушки, которую любил.
Узнав, что Клейтон уезжает, Зоя буквально оцепенела. В это невозможно было поверить. Он не мог так поступить. И вот пришел тот момент, о котором она никогда не задумывалась, считая, что он никогда не наступит.
– Когда? – только и спросила она Сезжизненным голосом.
– Через два дня. – Он не отрывал от нее глаз; капитану надо было сказать ей многое, но он не был уверен, что отважится на это.
– Нам осталось мало времени для прощания, не так ли? – печально сказала Зоя.
Они сидели в крошечной, мрачной гостиной, день был пасмурный; Евгения Петровна мирно спала в их комнате, последнее время она часто спала днем. Зоя снова начала ходить на репетиции, но бабушка, казалось, даже этого не замечала.
– Ты будешь приезжать в Париж? – Она спросила это так, как спрашивают постороннего, чувствуя себя уже оторванной от него, готовя себя к тому, что должно произойти. В ее жизни собралось уже слишком много разлук и прощаний, и она не знала, переживет ли еще и эту.
– Не знаю.
– Мне кажется, ты что-то от меня скрываешь.
Возможно, он женат и у него в Нью-Йорке десять детей. Все может быть. Жизнь слишком часто предавала ее, хотя к Клейтону это пока не относилось. Но сейчас она сердилась даже на него.
– Зоя… Я знаю, ты меня не поймешь, но я очень много думал… о нас с тобой.
Она мучительно ждала, что он скажет дальше. Душа, в которой, казалось бы, не было уже живого места, болела как никогда.
– Зоя, ты свободна. Сначала я думал увезти тебя с собой в Нью-Йорк… Мне этого очень хотелось. Но, боюсь, графиня не способна на такое путешествие.
И потом… Зоя… – Он сделал паузу. – ..Зоя, я слишком стар для тебя. Я уже говорил тебе. Это несправедливо.
Когда тебе будет тридцать, мне будет шестьдесят.
– Какое это имеет значение? – Зоя никогда не разделяла его опасений насчет разницы в возрасте, и теперь она сердито смотрела на него. Похоже, он ищет предлог для своего решения. – Ты просто хочешь сказать, что не любишь меня.
– Наоборот, я говорю это потому, что слишком люблю тебя и не хочу, чтобы ты связала свою жизнь со стариком. Мне сорок шесть лет, а тебе всего девятнадцать. Это по отношению к тебе несправедливо. Ты заслуживаешь молодого и энергичного мужчину, и, когда здесь все образуется, ты встретишь кого-нибудь более подходящего, чем я, полюбишь его. Раньше у тебя просто не было возможности. Ты была еще ребенком, когда вы уехали из России два года назад; там ты была в безопасности, а в Париже на тебя свалилось слишком много всего. Когда жизнь нормализуется, ты встретишь кого-нибудь, более подходящего тебе по возрасту, Зоя. – Внезапно голос его прозвучал твердо, почти как у отца. – С моей стороны было бы эгоизмом увозить тебя в Нью-Йорк. Я сейчас думаю о тебе, а не о себе.
Но Зоя не понимала этой логики и смотрела на любимого глазами, полными слез.
– Для тебя это было просто развлечением, да? – Ей хотелось причинить Клейтону боль в ответ на ту боль, которую причинил ей он. – Все понятно. Военный роман. Маленькая балерина, с которой ты наездами развлекался в Париже.
Ему хотелось ударить ее, но он сдержался.
– Послушай меня. Ничего подобного не было. Не говори глупостей, Зоя. Я больше чем вдвое старше тебя. Ты заслуживаешь лучшего.
– А… понимаю. – Ее зеленые глаза вспыхнули. – Куда уж лучше! Здесь ведь у меня одно сплошное счастье! Я тебя половину этой войны ждала, чуть дыша от страха, что тебя убьют, а теперь ты как ни в чем не бывало садишься на пароход и возвращаешься в Нью-Йорк. Так легче для тебя, правда?
– Нет, не правда. – Он отвернулся, чтобы она не видела, как на глаза у него навернулись слезы. Может, это и к лучшему: ожесточившись, Зоя будет меньше страдать, когда он уедет. – Я очень люблю тебя. – Он
