Удинаас улыбнулся. Ведьма скривилась: — Она…
— Знаю, — бросил он. — И ничего не нашла.
Ее прекрасные глаза распахнулись. — Так это правда?
— Должно быть.
— Лжешь, Удинаас. Вайвел скрылся. Как-то и где-то, скрылся от Уруфи.
— Почему ты так уверена?
Она резко отодвинулась. — Неважно…
— У тебя были сны?
Она вздрогнула и отвернулась: — Ты сын Должника. Для меня ты никто.
— А ты для меня все, Пернатая Ведьма.
— Не будь идиотом, Удинаас! Мне легче выйти замуж за крысу! А теперь тихо. Я думаю.
Он осторожно сел, и лица их снова сблизились. — Не надо. Я верю тебе, и объясню, почему. Она действительно заглянула в меня, но вайвел ушел. Все оказалось бы иначе, осмотри Уруфь мою тень.
Она заморгала, внезапно все поняв. — Не может быть. Ты летериец. Призраки служат Эдур…
— Призраки склоняют колени, потому что им приходится. Они такие же рабы, как и мы, Пернатая Ведьма. Я нашел союзника…
— Для чего, Удинаас?
Он снова улыбнулся, но теперь это была темная улыбка. — Я кое-что понял, и понял очень хорошо. Долги надо выплатить. Полностью.
КНИГА ВТОРАЯ
ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРАБЛЕЙ
С детства мы
Обречены
По камням ступать избитым
Вами пройденных дорог
По костям стучат
Копыта
И по брошенным желаньям
Каждый миг напоминая
Участь горькую холмов
Где засеивали вы
Землю мертвую своими
Ледяными семенами
Прах жуем
И пыль глотаем
На дороге одинокой
К небесам подходы сгнили
Одиноко мы несемся
И стальные звезды
Градом
От подков взошедших прежде
Сыплются на нас
Угрозой
Устрашающим намеком
Бешеных укусов встречи.
Боевые жеребцы (Сыны — Отцам)
Глава 6
Странник судьбу сгибает
словно незримый щит
поднят затупить клинки
на поле битвы
где слепая толпа
топчет выбитые глаза
и в нужде великой
дураки танцуют на плитках
и копье поднимает случай
на красную бронзу
как черепа нанизать миры
один за другим
пока моря на древко
не прольются
не скуют стальных рук
знайте, что может Странник
должную участь нацелить
без отклонений
в людские сердца.
Бросок Плиток,
Башня Таранцеде поднимается над южной оконечностью гавани Трейта. Эта неприглядная постройка, словно уродливая рука, возносит над каменистым островком семь этажей черного базальта. У подножия грохочут волны, сталкиваясь и взметая в воздух клубы водяной пыли. В башне нет ни окон, ни дверей, только на верхнем уровне установлены диски из блестящего обсидиана, высотой с человека и почти такой же ширины.
Вдоль северной границы выстроены девять подобных башен, но лишь Таранцеде стоит над суровым ледяным морем.
Солнце тускло отсвечивало в обсидиане, а гавань уже была проглочена сумраком. За пределами гавани плясал на волне, собирая улов с мелководий, десяток рыбацких лодочек. Рыбаки не обратили особого внимания на три корабля, появившихся с севера. Расправленные паруса несли их к причалам. Вокруг корпусов кружили тучи чаек.
Когда корабли приблизились, от главного пирса отчалил ялик лоцмана.
Три промысловых судна отразились в обсидиановых зеркалах башни, искаженные, странно полосатые, с точками мечущихся чаек.
Весла вдруг бешено забили по волнам, разворачивая ялик.
На такелаже переднего суда появились силуэты. Резкий ветер туго надул паруса, затем они опали, словно корабль выдохнул. Брезент заполоскал по вантам. Смутно — человекоподобные фигуры слетели на палубу, будто черные стяги, и растаяли в наступающих сумерках. Птицы, пронзительно крича, уступали им
