списывала все его прежние ошибки, затеняла чудовищные последствия массовых репрессий, аннулировала его крупные политические просчеты, приведшие к катастрофе 1941 года. Идеологический аппарат вождя после победного мая 45-го развернул широкомасштабную работу по возвеличиванию Верховного Главнокомандующего. Все успешные фронтовые операции именовались впредь только «сталинскими ударами».
О вкладе других полководцев в разгром врага предлагалось забыть. Любое упоминание об их заслугах не поощрялось, а нередко и пресекалось. С военнослужащими, попадавшими в этой связи в поле зрения МГБ, стали расправляться как с особо опасными государственными преступниками.
Никогда в истории страны да и всей, наверно, мировой истории не признавали с такой легкостью врагами народа людей, которые в смертельной схватке с настоящим врагом отстояли свою Родину и защитили свой народ. Неудивительно, что при таком положении дел острие удара было направлено прежде всего на маршала Жукова, с именем которого люди связывали свои надежды на перемены к лучшему. Репрессируя генералов — ближайших соратников маршала, органы госбезопасности таким образом методично и целенаправленно подбирались к самому Георгию Константиновичу. Досье на него распухало с каждым днем, пополнялось все новым компроматом… По подсчетам самого Жукова, уже к 1 июня 1946 года в деле против него «фигурировали 75 человек», из них 74 были арестованы. Не каждый генерал, преданный суду Военной коллегии, был близко знаком с маршалом Жуковым и не у каждого из них выколачивали «компромат» на Георгия Константиновича. Но основной вектор единого плана, разработанного Сталиным, Берией и Абакумовым, тем не менее просматривается довольно отчетливо — «доказать» существование широкой и разветвленной сети военного заговора во главе с Жуковым, якобы пытавшимся узурпировать власть. Существовал ли такой заговор в действительности?. Исследуя архивные материалы в поисках ответа на этот вопрос, могу сказать точно — заговор существовал. Но не Жукова, а против Жукова.[407]
Работа по сбору компромата на маршала Жукова по существу началась во второй половине 1945 года, а широкий размах получила сразу после ареста наркома авиапромышленности Героя Социалистического Труда генерал-полковника А. И. Шахурина, Главкома ВВС Красной Армии дважды Героя Советского Союза главного маршала авиации А. А. Новикова и других руководителей Наркомата авиапромышленности и ВВС.[408]
Началось все с того, что из Главного Управления контрразведки «Смерш» на стол Сталина положили материалы о многочисленных катастрофах самолетов и гибели летчиков в авиационных частях. Генерал- полковник В. Абакумов лично докладывал вождю о результатах расследования по этому делу:
— Установлено, что в годы войны руководители Народного Комиссариата авиационной промышленности выпускали и, по сговору с командованием Военно-Воздушных Сил, протаскивали на вооружение Красной Армии самолеты и моторы с большим браком или серьезными конструктивно- производственными недоделками. В результате — большое количество аварий и катастроф, гибли летчики, а на аэродромах в ожидании ремонта скапливались крупные партии самолетов, часть из которых приходила в негодность и подлежала списанию. С ноября 1942 года по февраль 1946 года по причине недоброкачественной материальной части имело место более сорока пяти тысяч невыходов самолетов на боевые задания, семьсот пятьдесят шесть аварий и триста пять катастроф.
А в конце доклада обычная для того времени фраза:
— Прошу вашего разрешения, товарищ Сталин, на арест Шахурина, Новикова и их соучастников.
Но Сталина на этот раз доклад чем-то не удовлетворил. Хотя против ареста он не возражал. Абакумов же задумался.
Новиков был арестован 22 апреля 1946 года, вскоре после завершения проверки деятельности ВВС. Государственную комиссию возглавлял Булганин, что уже само по себе значило многое. Тем более, что Новикова отстранили от должности еще 4 марта, до начала работы комиссии.
Выводы этой госкомиссии о «неправильной авиационной политике и приемке плохих самолетов» как раз и послужили официальным поводом для ареста Новикова и других авиаторов. Истинные же причины как всегда лежали в иной плоскости. Версий на сей счет немало. Например, в «Военно-историческом журнале»[409] высказана такая — козни сына диктатора, Василия Сталина. Он якобы не раз докладывал отцу о приемке самолетов с дефектами, попутно обливая Новикова грязью. Впрочем, отношения между Новиковым и Сталиным-младшим действительно сложились весьма напряженные. Когда в конце 1945 года Сталин-отец позвонил Новикову и спросил его мнение о присвоении Василию генерального звания, Александр Александрович ответил:
— Василий еще очень молод, ему недостает опыта, образования, нужно хотя бы в академию поступить.
Между тем, представляется, что об истинных причинах возникновения «авиационного дела» лучше судить все же по тем вопросам, которые интересовали следователей в ходе допросов Новикова.
Докладывая о деле авиаторов в очередной раз, Абакумов очень внимательно следил за реакцией вождя, когда тот читал выдержки из показаний арестованных. Абакумов пытался понять, что от него требуется, какие показания больше всего интересуют вождя. И, наконец, понял. Покидая Кремль, он уже точно знал, что привезет в следующий раз. Абакумов лично допросил и выбил у Новикова требуемые показания
Через несколько дней он вновь докладывал Сталину о ходе следствия. Причем, не только «о конкретных фактах антигосударственной деятельности» арестованных — о трижды не выдержавшем государственные испытания истребителе «Як-9у», о запуске в серийное производство с крупными недоделками самолета «Як-3» с мотором «ВК-105 ПФ» и других фактах. Сказав о них, он перешел к главному:
— Я направил вам собственноручно написанные на ваше имя Шахуриным, Новиковым и Шимановым письма, в которых они полностью признаются в совершенных преступлениях и просят о помиловании. Маршал авиации Новиков утверждает, что всю войну он и Жуков вели антисоветские разговоры, в которых в похабной форме критиковали действия Советского правительства. Со слов Новикова, Жуков заявлял: «Сталин завидует моей славе. Не забыл мою способность в первые месяцы войны резко возражать ему и спорить с ним, к чему он не привык». Жуков лживо заявляет, что все основные планы военных операций во время Великой Отечественной войны разработаны им, Жуковым, а Сталин как был штафиркой, так им и остался. Новиков утверждает, что это не только беспардонная и лживая болтовня, что Жуков может возглавить военный заговор. Это подтверждает и арестованный органами государственной безопасности близкий к Жукову генерал-лейтенант Крюков, заявивший во время допроса, что Жуков имеет бонапартистские наклонности.
Есть основания полагать, что, закончив доклад, Абакумов попросил вождя санкционировать арест Жукова. Сталин не разрешил. А письмо Новикова оставил у себя, еще раз прочитал и спрятал в досье.
Заявление на имя Сталина не так давно было обнаружено в архивах бывшего Политбюро ЦК КПСС. Оно напечатано на машинке и датировано 30 апреля 1946 года. В нем, в частности, говорится о «вредном поведении Жукова», который «ведет вредную, обособленную линию, т. е. сколачивает людей вокруг себя, приближает их к себе», отзывается о Сталине в «высокомерном тоне», критикует «некоторые мероприятия Верховного Главнокомандующего и Советского правительства».[410] О том, как и почему было написано это письмо, Новиков указал в своем заявлении на имя министра внутренних дел Л. П. Берии 2 апреля 1953 года:
«…Во время следствия меня несколько раз вызывал на допрос Абакумов. На этих допросах постоянно присутствовал следователь Лихачев. Абакумов ругал меня площадной бранью, унижал мое человеческое достоинство… угрожал расстрелом, арестом моей семьи…
В присутствии следователя Лихачева он сказал, что я должен буду подписать составленное и отпечатанное заявление на имя И. В. Сталина…
Лихачев давал мне подписывать по одному листу, и так я подписал это заявление… в этом заявлении приводились, как якобы известные мне факты, различные клеветнические вымыслы, компрометирующие… маршала Жукова…
…Абакумов на допросах в присутствии Лихачева неоднократно подробно меня расспрашивал о моих встречах и разговорах с Жуковым и Серовым…[411]»
Теперь, как говорится, все стало на свои места.
