Манфред поклонился, Ариана тоже с достоинством наклонила голову, после чего они двинулись дальше.
– По-моему, получилось недурно, – шепнула Ариана с улыбкой.
– Да, беседа проведена неплохо.
Манфреду стало весело, и еще он чувствовал, что безумно влюблен в свою невесту. Оказывается, выводить ее в свет – истинное наслаждение.
– Тебе весело, Ариана? – с беспокойством спросил Манфред, и по его глазам она поняла, как он ею гордится.
– Да, мне хорошо, – радостно ответила она.
– Отлично. Значит, в понедельник отправляемся по магазинам.
– По магазинам? Зачем? Ты мне и так подарил сегодня три платья, пальто, ожерелье, туфли, обручальное кольцо! – начала она перечислять, загибая пальцы.
– Это не имеет значения, фрейлейн. Пора нам с вами переходить к активному образу жизни.
Едва он договорил, в зале воцарилась странная тишина, и почти сразу же издали донеслись разрывы бомб. Даже в рождественскую ночь война не желала оставлять город в покое. Опять будут уничтожены дома, памятники архитектуры, погибнут чьи-то дети. Но налет продолжался недолго – гости даже не успели спуститься в подвальное бомбоубежище, оркестр не перестал играть. Все сделали вид, что ничего особенного не произошло – Рождество как Рождество. Но совсем недавно под бомбами погиб Большой драматический театр; каждый день великолепные здания и церкви превращались в груды обломков. Вот уже почти год большинство берлинцев ложились в постель не раздеваясь. Ночью у их кроватей стояли наготове чемоданы с самым необходимым. Чуть ли не каждую ночь берлинцы были вынуждены отправляться в бомбоубежище. Союзники все увеличивали мощь бомбардировок, и Манфреда это начинало не на шутку тревожить. Уж не собираются ли они подвергнуть Берлин участи Дрездена? Вдруг с Арианой что-нибудь случится?
Она тут же почувствовала его тревогу, стиснула пальцами руку Манфреда, а ее бездонные синие глаза успокаивающе посмотрели на него снизу вверх. Глядя на ее изогнутые в улыбке полные губы, он тоже не смог удержаться и улыбнулся.
– Ни о чем не беспокойся, Манфред. Все будет хорошо.
Фон Трипп не сводил с нее глаз, продолжая улыбаться.
– Итак, в понедельник мы отправляемся за покупками.
– Хорошо, если ты этого хочешь. – Она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо: – А теперь давай уедем домой.
– Как, уже? – удивился Манфред, но тут же улыбнулся и прошептал на ухо своей маленькой прин-цессе: – Фрейлейн, вы потеряли всякий стыд.
– Отнюдь. Просто я предпочитаю не дожидаться фюрера, а быть с тобой дома.
Он предостерегающе поднес палец к губам.
Но встречи с фюрером избежать все равно не удалось. Гитлер вошел в зал, окруженный свитой, когда Манфред и Ариана направились к выходу. Она увидела совсем рядом невысокого человека с темными волосами и усиками, казалось бы, ничего особенного собой не представлявшего. Однако по всему залу словно прошел электрический разряд. Все замерли, поднялся гул голосов, слившихся в единый вопль: «Хайль Гитлер!» Ариана с изумлением смотрела, как мужчины в парадных мундирах и женщины в вечерних платьях неистово вопили нацистское приветствие. Пришлось подождать, пока всеобщая истерия пройдет и гости вернутся к обычным бальным развлечениям. Манфред и Ариана вновь стали пробираться к двери, но тут фон Трипп быстро подтолкнул Ариану под локоть и вытянулся по стойке «смирно», вскинув правую руку. Девушка увидела, что рядом с ней стоит фюрер. Он благодушно улыбнулся, дотронулся до ее плеча, словно осенил благословением, и двинулся дальше. Сразу после этого Ариана и Манфред вышли из зала. Они долго не говорили, а потом Ариана не выдержала:
– Ты видел? Они все словно с ума посходили.
Он кивнул:
– Да, я знаю. Они всегда так ведут себя в его присутствии. Неужели ты раньше никогда его не видела?
Ариана покачала головой:
– Нет, папа хотел, чтобы я держалась от всего этого подальше.
Она тут же пожалела о сказанном – вдруг Манфред воспримет ее слова как упрек? Но он понял ее и кивнул:
– Твой отец был прав. А твой брат?
– Отец старался и его уберечь. Но за меня он боялся совсем по-другому.
– И правильно делал. – С минуту Манфред молчал, следя за дорогой, потом обернулся к Ариане: – Ты знаешь, что за ужин будет сегодня у генерала Риттера? Там будут выступать стриптизерши и трансвеститы. Гильдебранд рассказывал, что у Риттера подобные развлечения в порядке вещей.
Фон Трипп брезгливо поморщился.
– Стриптизерши и трансвеститы? – с любопытством переспросила Ариана.
Манфред усмехнулся:
– О, святая невинность! Как я тебя обожаю!
Тут он вспомнил, что ей всего на пять лет больше, чем было бы сейчас его погибшей дочери.
– Стриптизерша – это женщина, исполняющая под музыку соблазнительный танец с раздеванием, а трансвестит – это мужчина, переодетый в женское платье. Трансвеститы тоже танцуют и поют, причем не особенно стесняются в выражениях.
Тут Ариана не выдержала и расхохоталась:
– Наверно, это очень смешно.
– Иногда, но не часто. Риттер ценит не юмор, а совсем другие качества. Когда же представление заканчивается, вся публика… – Он не договорил, вспомнив, с кем имеет дело. – Не важно, Ариана. Одним словом, все это мерзость. Я ни в коем случае не хотел бы, чтобы ты там оказалась.
В последнее время отвратительные оргии все больше и больше входили в моду. Дом генерала Риттера в Грюневальде не был исключением, подобных забавников расплодилось видимо-невидимо. Казалось, бонзы третьего рейха торопятся погрузиться в пучину разврата, осуществить самые извращенные свои фантазии, пока их час не пробил. Манфред считал, что должен уберечь Ариану от всех этих гнусностей. Но появиться с ней в обществе оказалось истинным наслаждением. Фон Трипп и забыл, как это приятно – прогуливаться среди праздничной толпы с очаровательной спутницей, ловить на себе завистливые взгляды, любоваться сиянием, которое источает любимая женщина. Их уединенная жизнь в Ванзее не утратила своей привлекательности, но и светские развлечения сулили немало радостей.
– Ты не расстроен тем, что мы больше никуда сегодня не едем?
Он блаженно покачал головой.
– Есть еще один бал в Летнем дворце в Шарлоттенбурге. Там, наверно, будет весело. Но, думаю, у нас в Ванзее будет еще веселее.
Он бросил на нее взгляд, полный любви, и оба улыбнулись.
Вернувшись домой, они быстро поднялись в спальню и упали друг другу в объятия.
На следующий день во время завтрака Ариана была непривычно задумчива, и Манфред помалкивал, поглядывая на нее с озадаченным видом. На службу в этот день идти было не нужно – в это воскресенье дежурил Гильдебранд.
Манфред и Ариана отправились на прогулку в Тиргартен. На покрытом льдом Новом озере они взяли напрокат коньки и долго катались среди празднично одетой публики – мужчин в военной форме и хорошеньких женщин. С трудом верилось, что вокруг бушует война.
После катка Манфред отвез ее в кафе на Курфюрстендам, в квартал, который всегда напоминал Ариане Елисейские поля в Париже – перед самой войной отец возил их с Герхардом во Францию. В кафе на Курфюрстендам собирались те немногочисленные писатели и художники, кто еще оставался в Берлине. Как и повсюду, преобладали мужчины в военной форме, но атмосфера была уютная, раскованная, и приятно расслабившаяся Ариана впала в полусонное состояние и даже зевнула.
– Устала, милая?
