что хочет этого больше всего на свете.
– О чем ты думаешь?
Выехав из Кармела в полночь, они рассчитывали добраться до дома около двух часов ночи и на следующий день проспать допоздна, а после завтрака Бен должен был отвезти Динну домой. Днем возвращался Марк. Во вторник в три часа дня – так было сказано в телеграмме. Маргарет зачитала ее Динне по телефону, когда та позвонила узнать, все ли дома в порядке. Во вторник в три часа.
– Я спросил, о чем ты думаешь.
– Минуту назад я думала о том, что мне бы хотелось иметь от тебя сына.
Динна улыбнулась, глядя в темноту. Бен тоже улыбнулся.
– А дочь? Разве ты не хотела бы иметь еще и дочь?
– Сколько же детей у тебя на уме?
– Какое-нибудь подходящее четное число. Например, двенадцать.
Оба громко рассмеялись, и Динна уткнулась Бену в плечо. Она хорошо помнила, когда он произнес эту фразу впервые – утром после открытия ее выставки. Будет ли в их жизни когда-нибудь еще такое утро?
– Я бы ограничилась двумя.
Бену было больно слышать, что Динна употребляет сослагательное наклонение. Эта грамматическая форма напоминала ему о том, о чем он не хотел знать – или, во всяком случае, помнить. По крайней мере сегодня ночью.
– С каких это пор ты стала думать, что не слишком стара для детей?
– Я думала, что стара, но... но помечтать-то можно.
– Беременная ты была бы очаровательной. – Динна промолчала. – Устала?
– Немного.
На протяжении этой недели она часто, слишком часто чувствовала усталость. Бен понимал, что это от нервного напряжения, но ему не нравилось, что под ее глазами залегли темные круги, а по утрам она бывала очень бледной. Но с завтрашнего дня он уже не сможет проявлять беспокойство по этому поводу, сегодня такая возможность представляется ему в последний раз. С завтрашнего дня ему придется как-то исхитриться и перестать думать о Динне.
– А ты о чем задумался? – озабоченно спросила Динна.
– О тебе.
– И все?
Она хотела, чтобы вопрос прозвучал шутливо, но Бен ей не подыграл.
– И все.
– И что же ты обо мне думал?
– Я думал о том, как мне хочется, чтобы у нас был ребенок.
Динна чуть было снова не разрыдалась. Она поспешно отвернулась.
– Бен, не надо.
– Извини.
Он привлек ее к себе, и они поехали дальше.
– И как прикажешь тебя понимать?
Шанталь гневно смотрела на Марка с противоположного конца комнаты. Он закрыл чемодан и поставил его на пол.
– Понимай именно так, как я сказал, Шанталь. Давай не будем играть в игры. Этим летом я провел здесь почти три месяца, теперь мне нужно поработать в Штатах.
– Как долго?
Шанталь была в ярости, но было видно, что она недавно плакала.
– Я же тебе уже говорил, что не знаю. А теперь будь хорошей девочкой и отпусти меня.
– Что ж, тем хуже для тебя. Мне плевать, если ты опоздаешь на самолет. Ты не отделаешься от меня так легко! За кого ты меня принимаешь, за полную дуру? Я знаю, ты просто возвращаешься к ней. Бедная, несчастная женушка, ее сердце разбито, потому что она потеряла ребенка, и теперь муженек спешит к ней, чтобы утешить. Черт подери! А как же я?
Шанталь угрожающе двинулась на Марка. На его щеке задергался мускул.
– Я же тебе говорил, она больна.
– Что с ней такое?
– Пойми, Шанталь, не важно, чем она больна, главное, что больна.
– То есть сейчас ты не можешь от нее уйти. А когда сможешь?
– Проклятие! Шанталь, мы обсуждали эту тему всю неделю. Ну почему тебе нужно снова ее поднимать именно тогда, когда я тороплюсь на самолет?
– К черту твой самолет! Я не позволю тебе меня бросить. – Шанталь повысила голос, ее глаза метали
