Лицо действительно знакомое.
– Не узнаешь?
– Может, в «Огоньке».
– В «Работнице», – хмыкнула она.
– Что, правда в «Работнице»?
– Ага, сейчас... Соседи мы. Инга меня зовут. Из первого дома я.
– А я из третьего...
– Знаю. Мне Маринка все уши про тебя прожужжала... Ничего, если я присяду? – Она взглядом показала на штурманское сиденье.
Гарик думал не долго. Казалось бы, женщина в его багги – к несчастью: сегодня он в том убедился. Не успел выгнать из машины Машку, как появился участковый с претензиями и нравоучениями... Но то Машка, а это, пожалуй, лучшая из женщин, что встречал он в своей жизни.
– Конечно!
Посадка у багги низкая, дверей нет – он только подал Инге руку, а она уже сидела в машине. Видно, ей тяжело было стоять, поэтому она торопилась найти опору под свое мягкое место. В спешке подол платья задрался, обнажив больше чем наполовину крепкие загорелые бедра. Красивые ноги, стройные, сильные. Хотел бы Гарик провести по ним рукой... Хотя бы просто провести...
– Вспомнил, где меня видел? – насмешливо глянув на него, спросила Инга.
– Нет, – пожал плечами.
– Зато сейчас видишь... Ты извини, что так поздно.
– Да нет, нормально...
– Устала я что-то, отвыкла от каблуков... Можно я туфли сниму?
Избавляясь от обуви, она приподняла ногу, отчего подол платья еще больше сполз вверх по бедру. Гарик боялся пошевелиться, как будто неосторожное движение могло всполошить ее и призвать к целомудрию. Он очень не хотел, чтобы она оправила платье.
– Загуляла старая вешалка, – в самоироничном тоне, но совсем не весело сказала она.
– Кто загулял?
– Я загуляла. Старая вешалка.
– Ну как же вы старая?
Гарик осторожно обошел машину, занял водительское место. Краем глаза глянул вправо-вниз. Подол платья все так же задран, ноги слегка разведены в стороны.
– Ну, ты же со мной на «вы», значит, старая, – с тусклой улыбкой сказала она.
– Зачем на «вы», на «ты»... И где ты гуляла?
– Уже лучше... – поощрительно глянула на него Инга. – А где гуляла? Да так, просто по улице прошлась... Бес в ребро клюнул. Маринку спать уложила, накрасилась, надела лучшее платье... э-э, выпила для храбрости...
– Для храбрости? А кого бояться?
– А то ты не знаешь. У вас же район бандитский...
– У кого это у нас? Сама здесь живешь...
– Я недавно здесь. Квартиру от бабушки получила, в наследство. А до этого в Ленинграде жила, на Невском проспекте. В коммуналке, правда, но все равно в сто раз лучше, чем здесь...
– Ну и оставалась бы там, чего сюда приехала? – недовольно спросил он.
Инга угадала его настроение.
– А ты что, обижаешься? – удивилась она.
– Нет.
– Да ты не обижайся, я же не со зла... Ты когда-нибудь был в Ленинграде?
– Нет.
– Там сейчас белые ночи, а здесь в десять уже темнеет. Не люблю темные ночи... А ты Гарик, правильно?
– Гарик, – кивнул он. – А Маринка – это кто, дочка твоя?
– Дочка.
– А папашка где?
– Смотри, какой любопытный! – заигрывающе возмутилась она.
– Извини.
– Ладно... Не бойся, ее папашка сюда к нам не придет.
– Да я и не боюсь.
– Знаю, что не боишься. Тебя самого бояться надо.
– Зачем меня бояться? – огорченно спросил Гарик. – Я что, страшила?
– Да нет, не страшила. Довольно-таки интересный парень... Что это у тебя такое?
Она повернулась к нему, боком опершись о жесткую спинку сиденья. Двумя пальцами провела по синяку под его правым глазом. Прикосновение нежное, пьянящее. Гарик ощутил сильный толчок внутри себя.
– Фонарь, – усмехнулся он. – В нагрузку к фарам. Дополнительное освещение.
– Хорошая у тебя машина. Багги?
– Багги.
– А не прокатишь?
– Эх, прокачу! – весело подмигнув Инге, улыбнулся Гарик. И, вспомнив, что машина открытая, спросил: – А не замерзнешь?
– Если не согреешь, то да, замерзну! – кокетливо повела она глазками.
Он понимал, что женщина ждет от него решительных действий.
– И как тебя согреть?
– Можно спиртом, – игриво хихикнула она. – Посредством внутреннего применения.
– А как насчет растираний? – спросил он.
И положил руку ей на коленку.
– А спирт у тебя есть?
Она не стала отбрасывать его руку, лишь вяло дернула ногой, без всякого на то желания призывая к скромности.
– Нет. Но я знаю, где взять...
Денег у него не было, но на точке, где торговали самогоном, ему не откажут, дадут в долг.
Ничего из спиртосодержащего у Гарика не было, зато имелась старая потертая брезентовка, которую он набросил на плечи женщине, которую уже мысленно считал своей.
– Спасибо!
Она поежилась, закутываясь в куртку.
– Можно ехать? – спросил он, открыв ворота.
– Полный вперед!
Он не стал прогревать мотор и газовать не стал, чтобы не шуметь чересчур. Как бы не спохватилась Инга, что ее дочь может проснуться... Но нет, похоже, о доме она и не думала. Голова поднята, глаза сощурены, чтобы не задувал в них воздушный поток. Сиденье жесткое, дорога колдобистая, но ей все равно...
– Как ты? – закладывая вираж, спросил он.
– Вот, новый поворот! – восторженно запела она. – И мотор ревет, что он нам несет?...
Багги на скорости несся по темным улицам частного сектора. Еще немного, и будет дом, где в любое время дня и ночи можно раздобыть первач. Гарик начал притормаживать.
– Не надо! Гони! – потребовала Инга.
– А как же растирания?
– И без того хорошо!
Она сидела, безвольно свесив руки, запрокинутая голова болталась в такт движения. Глаза слишком широко раскрыты, на губах неестественная улыбка. Гарик смекнул, что в женщине всколыхнулись «старые дрожжи», ее развезло и она сильно пьяна.
Жилой квартал закончился, машина неслась по загородному проселку. Инга молчала, невменяемо
