– Ежели дураками больше не будем…
– Да-а, зверски тонкая мысль. Эрго – бибамус![2]
Воронцов обычно избегал петь перед публикой, особенно в присутствии гораздо более сильных исполнителей, как, скажем, Новиков, но слух у него был неплохой, да и голос вполне подходящий, чтобы в разгар сурового мужского застолья заставить умолкнуть и пригорюниться самых крутых и громогласных.
Подобрав ритм и тональность к уже звучащим внутри и рвущимся на волю словам, он начал низко и угрожающе:
Тишину, наступившую после того, как смолк долгий звон последней струны, нарушил Шульгин.
– Здорово… Это ты сам сочинил?
Новиков громко хмыкнул, а Наташа рассмеялась. Не над необразованностью Шульгина, а от радости, что Дмитрий и здесь оказался на высоте, показал, что не уступит Новикову и на его поле. И не слишком почитаемый ею Гумилев пришелся сейчас очень и очень к месту.
Новиков же, в очередном озарении, не слишком, впрочем, гениальном – отгадка лежала почти на поверхности, – понял, что задумал и о чем хотел сказать Воронцов. Впрочем, что значит – на поверхности? Чтобы восстановить ход мысли Воронцова, Андрею пришлось вспомнить некоторые ранние беседы с ним на общеисторические темы, намеки Антона да вдобавок сопоставить стихи Гумилева с одной сценой из почти всеми забытого романа «Угол падения» некоего В. Кочетова.
Андрей одобрительно кивнул Воронцову и показал ему сложенные кольцом большой и средний пальцы. А теперь пусть думает, к чему этот знак относится: к песне или…
Пикник же на самом деле удался на славу. Казалось бы, все давно пресытились и чудесами, и приключениями, любой мыслимой роскошью и неограниченным выбором самых экзотических блюд и напитков, а вот поди ж ты – оказывается, звездного неба над головой, тепла и света костра, душистого мяса, запиваемого дешевым вином, и разговоров, и песен под гитару вполне достаточно, чтобы вновь ощутить себя молодыми, способными довольствоваться столь малым, и вспомнить, что жизнь и вправду хороша сама по себе, несмотря ни на какие «привходящие обстоятельства».
Лариса, тоже давно забыв о своем недавнем срыве, подбила женщин на ночное купание в океане, и все согласились, даже Сильвия, самая молчаливая и будто бы настороженная.
– И чтоб не подсматривать! – крикнула Лариса, скрываясь в темноте и на ходу начиная раздеваться.
– Только смотрите, как бы вас не похитили… – игривым тоном добавила Наташа.
– Слушай, смех смехом, а как тут насчет акул? – спросил Воронцова Новиков.
– Не должно. Здесь мелководье, опять же речка пресноводная впадает, но вообще надо предупредить, чтоб за отмель не заплывали.
Когда он вернулся, проведя необходимый инструктаж, Шульгин предложил добавить по стопарику, пока бабы не мешают.
– А то они когда-нибудь тебе мешали…
– Не в том суть. Просто так положено. Они отвернулись, а мы раз – и все…
– Ну, разве что положено…
– И вообще, мужики, – сказал Воронцов, прислушиваясь к доносящимся с берега крикам, взвизгиваниям и смеху, – чтобы со всякими такими разговорами завязывали. Хватит философий и мировых проблем. Затянули девушек в наши заварушки, хоть извольте создать им подходящую жизнь.
– А то она у них неподходящая, – тут же возразил Шульгин. – Где это они красивше видели?
– Все правильно, – поддержал Андрея Левашов. – Наше дело решать проблемы, а им «санни сайд оф лайф»…
Берестин молчал и ковырял гаснущие угли острием шампура. Новикову стало неловко. Черт его знает, не одно, так другое.
В обратный путь тронулись, когда небо над океаном начало светлеть. Гроза так и не собралась разразиться.
Чуть приотстав от основной группы, Шульгин спросил Сильвию:
– И как тебе наша компашка?
– Трудно ответить сразу. Ты же понимаешь – мне нужно привыкнуть. Раньше у меня было несколько иное общество…
Шульгин по своей российской наивности предполагал, что Сильвия станет рассыпаться в комплиментах и поведает о том, как она счастлива быть принятой в столь приятную компанию; он просто не принял во внимание, что в отличие от Ирины, изначально запрограммированной на роль советской студентки и оттого легко и естественно вошедшей в их круг, Сильвия прожила жизнь прирожденной английской аристократки. Она тоже поняла, что обманула Сашкины ожидания.
– Но вот я наблюдала за вами всю ночь и абсолютно не могла понять, как вы – такие, какие есть – смогли все это сделать? И в Москве, и на Таорэре, и…
– И с тобой, – мстительно продолжал Шульгин.
– Да, и со мной тоже, – легко согласилась она.
