адреса не знали. Достаточно для общения и иных, группового пользования, помещений. А захочется человеку побыть одному – пожалуйста. Полная гарантия. Тут он прав, не могу не признать. Так что, если в гости кто пригласит, тогда и узнаешь, кто где и как живет.
…Прозрачная, в меру прохладная вода, искрящаяся миллионами солнечных бликов, плескалась в малахитовых стенках бассейна. А за ограждением палубы медленно колыхалось такое же искрящееся, праздничное Средиземное море, уже забывшее про терзавшие его долгих четыре года кили английских, немецких, французских, итальянских крейсеров и эсминцев, взрывы мин, торпед и снарядов, последние крики захлебывающихся водой моряков. Море, забывшее про Великую войну и не подозревающее, что всего через девятнадцать лет начнется (а может, теперь и нет?) война под номером два, и морю придется снова, но в удесятеренных количествах, принимать в себя взрывчатку, металл и людские тела…
Лариса подняла тонкую загорелую руку, с запястья соскользнул к середине предплечья массивный серебряный браслет, ее единственная семейная драгоценность. Щелкнула пальцами, призывно помахала мелькнувшему неподалеку биороботу палубной команды. Через мгновение тот замер рядом, почтительно наклонив голову и не испытывая никакого смущения оттого, что подозвавшая его хозяйка, отнюдь не в традициях пуританского начала века, прикрыта лишь крошечным треугольничком ткани на тонком шнурке. Здоровенный, почти двухметрового роста, с «честным и открытым», как любил писать Жюль Верн, лицом типичного уроженца Новой Англии. Для удобства, кроме соответствующей форменной одежды, Воронцов придал каждой группе роботов и характерную внешность. Палубная команда как раз и состояла из рослых рыжеватых англосаксов. На левой стороне белой голландки – ленточка с номером и именем. Этого звали Стив.
– Вот что, милый, – сказала Наташа, – принеси-ка ты нам сюда по бокалу ледяного шампанского «брют». Или тебе сладкое? – спросила она у Ларисы.
– Пусть будет «брют». Жарко.
– Ну, значит, два «брюта» и сигаретки… «Сент-Моррис»…
Пока Стив исполнял заказ, Наташа успела окунуться в воду и вновь легла рядом в Ларисой в глубокий камышовый шезлонг.
Робот поставил рядом с дамами предусмотрительно принесенный раскладной столик, водрузил на него поднос с бокалами, пачкой сигарет, зажигалкой и пепельницей. Все фирменное, с изображением парохода, замысловатого герба и готической надписью «Валгалла».
Поклонился и замер в ожидании дальнейших распоряжений, пока Наташа не отпустила его движением руки.
– Так о чем мы говорили? – Наташа сделала несколько мелких глотков и зажмурилась от удовольствия. – Ты никак не поймешь простой вещи. Если уж очутилась во сне или в сказке – а я до сих пор не убеждена, что тот сон на самом деле закончился, – так надо и вести себя соответственно. Ты же, дорогая, все время стараешься жить по московским правилам. Кому это нужно?
К крылу переднего мостика подошли Новиков с Шульгиным, тоже о чем-то оживленно беседующие, и хоть до них было метров пятьдесят, Наташа, словно невзначай, прикрыла свою обнаженную, не по фигуре высокую грудь локтем. Альба в свое время приучила, вернее, почти приучила их не стесняться своей наготы, но какие-то внутренние барьеры оставались, девушки так и не научились обходиться без плавок, а при неожиданном появлении мужчин по-прежнему испытывали мгновенную неловкость.
– Не совсем тебя понимаю… – Лариса опять была не по-хорошему серьезна. В прошлые времена это часто было признаком надвигающейся депрессии. И пусть теперь все возможные для нее причины устранены, но кто его знает… Наташа решила просить Новикова серьезно заняться Ларисиным здоровьем. А пока старалась ее веселить и развлекать, раз у Левашова это не получается.
– Что же тут не понять? В реальной жизни, если человеку вдруг предложат мешок денег, он – нормальный человек – начнет раздумывать, колебаться: что да как, а нет ли здесь чего некрасивого? Во сне же – хватай скорее да начинай тратить, пока не проснулась!
Или, между нами говоря, если незнакомый, но красивый парень сразу потянет тебя в кусты или в постель… Наяву ведь кричать начнешь, отбиваться, а во сне – сама знаешь…
Лариса слегка поморщилась, но тема ее явно заинтересовала.
– То есть ты хочешь сказать, что во сне любая мерзость позволена?
– Ну зачем же сразу мерзость? Красивая любовь с красивым мужчиной… Ты разве не замечала, что после самых… впечатляющих снов стыда-то ведь не испытываешь… Скорее наоборот. Значит, там происходит именно то, чего ты на самом деле хочешь, и как раз освобождение от гнета условностей приносит облегчение и радость.
Наяву же нормальным людям мешает больше всего именно то, что это происходит в реальности и могут быть последствия. Какие угодно. Жена твоего любовника узнает, или мужу донесут, или просто знаешь, что человек он дерьмовый, несмотря на… Лежишь с ним и понимаешь, что завтра смотреть противно будет. Да и подзалететь тоже почти всегда боишься…
– Что это ты вдруг на эту тему разговорилась?
– Просто для наглядности. И Фрейд считает, что все в конце концов от этого. Но я и про другое могу. Наяву на диете сидишь, куска лишнего не съешь, а во сне до стола дорвешься и жуешь, жуешь… Вот и здесь так надо. Есть в свое удовольствие, платья по десять раз на день менять, любые глупости себе позволять, пока все не кончилось. Я каждое утро боюсь проснуться насовсем…
– И Дмитрию изменять готова? С первым встречным, по твоей же теории?
Наташа улыбнулась с чувством превосходства.
– А разве я сказала, что мне этого хочется? Вот уж нет. Совсем наоборот. Это как раз входит в сценарий сна. Или сказки. Пятнадцать лет без него жила и вдруг встретила. Мне теперь долго-долго никто другой не потребуется.
– Тогда скажи мне вот что… – Ларису тоже увлек разговор, да и бокал шампанского успел подействовать (а что, действительно, может быть лучше ледяного, остро покалывающего пузырьками в нос и нёбо шампанского, да в жару, на берегу бассейна с чистейшей морской водой?!). – Как правда угадать, не сон ли все это вокруг нас? Ведь на самом деле – жили мы с тобой, жили, да так, что хоть в петлю лезь, и вдруг на тебе! Если бы я к тебе тогда не зашла, ты и без меня бы на Валгаллу уехала – и… все для меня?
