Аннабелл запретила Брижитт рассказывать об ужасах «Титаника», когда Консуэло отошла погладить чью-то собаку. Пассажиров на «Мавритании» было много, в том числе и детей, с которыми Консуэло могла поиграть.
Чтобы занять Брижитт делами, Аннабелл велела ей распаковать вещи, а сама отправилась с Консуэло на экскурсию по судну. Она показала дочери плавательный бассейн, роскошный обеденный зал, игровые комнаты и собачьи будки на нижней палубе. Своего мопсика они оставили на попечение Элен, обожавшей щенка. Консуэло назвала собачку Коко.
Когда пароход выходил из гавани, Аннабелл, Брижитт и Консуэло стояли на палубе и смотрели на исчезающую вдали Францию. Консуэло умоляла сыграть с ней в шаффл-борд [5], и Аннабелл пообещала, что они сделают это во второй половине дня. Позже они с дочерью отправились обедать. Это путешествие было совсем не похоже на плавание, которое Аннабелл предприняла десять лет назад.
Тогда она почти не выходила из каюты и гадала, что ждет ее в Европе. В ту пору Аннабелл хотелось только одного: убежать от своего прошлого, от людей, которые подвергли ее бойкоту на родине. А теперь она возвращалась домой, через десять лет. Что ждет ее теперь?
Путешествие проходило спокойно, пока на третий день Аннабелл не увидела на палубе пожилую пару, которая наблюдала за игрой в шаффл-борд молодой пары. Старики, увидев Аннабелл, не отводили от нее изумленных взглядов, но Аннабелл сделала вид, что не видит этого, и начала оживленный разговор с дочерью. Она узнала этих людей сразу же, это были знакомые ее родителей. Когда они с Консуэло проходили мимо, Аннабелл четко услышала слова, вполголоса сказанные пожилой женщиной своему мужу:
— …замужем за Джосайей Миллбэнком, разве ты не помнишь? Дочь Артура Уортингтона, тогда еще был ужасный скандал, у нее был роман, и он развелся с ней… Она сбежала с другим мужчиной во Францию…
Так вот что о ней думали?! Аннабелл бросило в дрожь. Они ничего не забыли, значит, не забыли и другие. Это действительно было пожизненное заключение без права на помилование. Клеймо неверной жены останется с ней навсегда.
Фраза о том, что она отправилась во Францию с любовником, потрясла Аннабелл. Хотелось немедленно убежать в каюту и спрятаться от посторонних глаз. Но тут ей на память пришли слова леди Уиншир: «Аннабелл, выше голову! Вы — хорошая женщина, помните это, не обращайте на этих людишек внимания». Старая дама была права, но сказать это было легче, чем сделать. Аннабелл не могла не обращать на них внимания, не желала быть парией и мириться с наклеенным на нее ярлыком. Она никому не изменяла, она была хорошей женщиной и осталась ею. Развод ничего не изменил. Прошло столько лет… Что знают все эти люди об истинной причине ее развода и бегства в Европу? Никто из них даже не попытался поговорить с ней, поддержать и утешить ее. Если бы они это сделали, ее жизнь могла бы сложиться по-другому. Но тогда она не оказалась бы в Европе, не стала врачом и не родила бы Консуэло. И кто знает, было бы для нее лучше остаться в Нью-Йорке?! Жить униженной, ловя на себе осуждающие взгляды… Нет, она не сломалась, не поддалась обстоятельствам, она справилась со всеми трудностями, которые ей в избытке подкинула судьба.
Аннабелл взяла за руку Консуэло и замедлила шаг, проходя мимо пожилой пары. Она поздоровалась с дамой кивком головы. На Аннабелл была широкополая шляпа в тон элегантному серому костюму, купленному специально для путешествия. Она выглядела очень стильно и была похожа скорее не на американку, а на француженку. Заметив ее кивок, женщина сделала вид, что всматривается в лицо Аннабелл, фальшиво заулыбалась, потом зачастила:
— О боже, Аннабелл, неужели это ты? Сколько лет, сколько зим! Как поживаешь? Какая красивая девочка, вылитая ты… А твой муж тоже здесь?
— Нет, — сдержанно ответила Аннабелл, пожимая руки супругам. — Я вдова, а это моя дочь, Консуэло Уортингтон-Уиншир. — Консуэло присела в реверансе. На ней было белое платье, шляпа и короткие перчатки.
— Ах, как мило! Ты назвала ее в честь своей матери! Чудесная была женщина… Ты по-прежнему живешь во Франции?
— Да. В Париже, — ответила Аннабелл.
— Почему же ты не бываешь в Нью-Йорке? Мы не видели тебя целую вечность.
— Это мой первый визит на родину после отъезда. — Аннабелл хотелось сказать, что в этом виноваты двуличные люди вроде них, которые продолжают распространять слухи, которые поставили на ней клеймо и вынудили ее покинуть дом.
— Да неужели? А как же твой коттедж в Ньюпорте?
— Мы проведем там несколько недель. Я хочу показать его Консуэло. — Девочка говорила по- английски с легким французским акцентом, что звучало очень мило. — Нам нужно многое увидеть в Нью- Йорке, — сказала Аннабелл, улыбнулась дочери и собралась продолжить путь. Что ж, по крайней мере, эта женщина заговорила с ней. Десять лет назад она бы этого не сделала. Просто повернулась бы к ней спиной и не ответила бы на приветствие.
— Возможно, мы еще увидим вас в Ньюпорте, — сказала пожилая женщина, с любопытством оглядывая дорогой костюм и шляпу Аннабелл и нарядное платье Консуэло. — И чем ты занимаешься в Париже? — спросила она, явно желая узнать подробности жизни Аннабелл, чтобы рассказать о них знакомым по возвращении. Она явно заметила красивое изумрудное кольцо — подарок леди Уиншир. Аннабелл носила его вместе с обручальным кольцом, купленным еще до рождения Консуэло; это тоненькое золотое колечко она не снимала никогда.
— Я врач, — с улыбкой ответила Аннабелл, снова вспомнив совет леди Уиншир. Эти люди напоминали ей стервятников, жадно искавших какую-нибудь добычу, которой они могли бы насытиться.
— Ты?! Неужели! — У старухи округлились глаза. — Как тебе это удалось?
— После гибели мужа я окончила во Франции медицинскую школу.
— Твой муж был врачом?
— Нет, — коротко ответила она, не желая кормить любопытных подробностями. — Отцом Консуэло был виконт Уиншир. Он погиб на войне, под Ипром. — Это было чистой правдой. Гарри — отец Консуэло, а то, что они не были женаты, никого не касается. Она много работала, она осуществила свою мечту и сделала людям много хорошего. Изменить это не может никто и ничто на свете.
— Ах, вот как, — пробормотала собеседница, не желая признавать, что это произвело на нее сильное впечатление. Она не могла дождаться ухода Аннабелл, чтобы заговорить с дочерью, игравшей с друзьями в шаффл-борд. Эта девица, с которой Аннабелл была немного знакома до отъезда, очень изменилась и располнела.
— Кто это? — с любопытством спросила ее Консуэло, когда они двинулись дальше.
— Нью-йоркские знакомые моих родителей, — ответила Аннабелл. Она давно не ощущала такой легкости. Неожиданно все, что случилось неприятного в ее жизни, перестало казаться Аннабелл важным.
— У нее противные глаза, — серьезно сказала девочка.
Аннабелл, удивленная проницательностью дочери, засмеялась.
— И противный язык. Я знала многих таких людей.
— Значит, в Нью-Йорке все противные? — встревожилась Консуэло.
— Надеюсь, что нет, — ответила мать. — Но мы едем туда не ради них, а ради самих себя. — Аннабелл решила больше не прятаться от старых сплетниц. Ньюпорт, и Нью-Йорк принадлежали не им. К тому же теперь она жила в другом мире. У нее был Париж, была медицинская практика и, главное, была чудесная дочь. Не было только мужчины. Но если мужчины таковы, как Антуан, то она предпочитает одиночество. Хотя какое это одиночество — ведь рядом ее обожаемая Консуэло!
Когда они наконец увидели очертания Нью-Йорка и буксиры повели «Мавританию» в порт, Аннабелл не сдержала слез при виде статуи Свободы с гордо поднятым факелом. Миг был волнующим, хотя она и ждала его с нетерпением. Аннабелл показала дочери Эллис-Айленд и объяснила, что она работала там до того, как стать доктором: тогда эта профессия была для нее недостижимой мечтой.
— Почему, мама? Почему ты не могла стать доктором здесь? — Девочка этого не понимала. Ее мать
