иезуитов, судьба, казалось, предоставила королю Испании еще одну возможность. Резкий раскол произошел между католической Бельгией и протестантскими Нидерландами; новый губернатор Нидерландов, герцог Пармский Александр Фарнезе, казалось, справится наконец с непокорными фламандцами. В Шотландии в результате государственного переворота, совершенного именем малолетнего короля, власть оказалась в руках католической партии, другими словами, – Испании. И лишь одна крепость оставалась неприступной – Англия, которую стерег дракон по имени Елизавета.
Против вражеских солдат, кораблей, соглядатаев у мрачного монарха было грозное и непобедимое оружие – легенда об одной женщине. Перевозимая из темницы в темницу, неотступно преследуемая неутихающей ненавистью своей соперницы, Мария Стюарт в сознании толпы превратилась в гонимую мученицу. Ее необыкновенная красота нарушала покой сердец, ее трогательные, возвышенные, иногда сатирические послания ходили по рукам, вызывая у женщин слезы, а у мужчин ярость, возмущение, любовь. Многочисленные мятежники видели в ней единственную законную королеву Англии. И как только Елизавета стала бы жертвой этой экзальтированной толпы, Испания тут же гарантировала трон Марии Стюарт, а Англия превращалась в вассала Филиппа II.
А что же Франция? Чтобы быть уверенной в нейтралитете этой страны, Испания постоянно подтачивала ее изнутри, разжигая волнения и мятежи. Начиная с 1578 года, Габсбурги подталкивали своего союзника, герцога Савойского, захватить Женеву, опорный пункт для атаки на Лион. Генрих III отбивает удар, заключив, вопреки мнению своего совета, тесный союз со швейцарскими кантонами. Годом позже мятеж Бельгарда позволил присоединить Салюс, служивший воротами Альп.
Дважды потерпев поражение, Филипп II предлагает союз Гериху Наваррскому, однако тот, по счастью, не соглашается.
На юге, на востоке и на севере его королевства Генриху III везде и всегда угрожал этот дамоклов меч. Главной задачей монарха стало помешать Испании проводить ее политику, не рискуя при этом втянуть Францию в войну, которой страна бы не выдержала. Филипп II больше не хотел прибегать к силе оружия, поэтому все сводилось к лицемерной дуэли, бесконечным интригам и ударам из-за спины, внешне же отношения двух правительств были изысканно вежливы.
Генрих, еще раньше давший разрешение своему брату возглавить военный поход во Фландрию, теперь раскаялся, поскольку Генеральные штаты Нидерландов потребовали личного присутствия короля Франции. Рассчитывая сорвать эту встречу, Генрих III выдвинул невыполнимое требование об аннексии Фландрии и, после отказа принца Оранского, запретил Франсуа продвижение войск.
Монсеньор был в ярости. Напрасно королева-мать отправляла ему послание за посланием, непокорный герцог Анжуйский назначает место сбора своих солдат и отправляется туда сам, дабы возглавить армию. Бросившаяся следом за ним Екатерина нагоняет его в Алансоне и умоляет не ввергать страну в эту авантюру, но видя, что все усилия ее пропадают втуне, теряет терпение и переходит на крик. Король реагирует мгновенно – он попросту хлопает дверью, а несколько дней спустя публикует манифест, в котором, по-существу, объявляет войну Испании.
Как ив 1578 году, под его знамена собирались полуголодные, оборванные офицеры и дворяне- протестанты; к ним присоединился и Сен-Люк. Эти банды, на содержание которых не было денег и которые нечем было кормить, жили за счет крестьян, наводя на местное население настоящий ужас. Король, «возмущенный тем, что брат пошел против монаршей воли и смущает подданных», не удовлетворился извинениями испанскому послу. Он созвал свои полки в Компьене и отдал приказ «разбить» герцога Анжуйского.
Екатерина была в отчаянии: война между двумя братьями таила еще больше опасностей, чем война с другим государством. Монсеньор, выйдя из повиновения, вполне был способен резко изменить свой курс и обратиться за помощью к Филиппу II.
Франсуа 18 августа 1581 года вынуждает испанцев отдать ему Камбрай, а 7 сентября занимает Като- Камбрези.
События эти оживили в королеве английской погасшую было любовь. Сильно обеспокоенная католическими заговорами, она направляет в Лувр своего министра Уолсингема с целью убедить Генриха III ввести войска в Нидерланды. Осторожный Генрих просит сначала подписать договор. Как только ее величество подпишет давно подготовленный договор и станет женой герцога Анжуйского, Франция тут же займет решительную позицию против Филиппа II. На самом деле Уолсингем хотел, чтобы Франция на континенте отстаивала интересы Англии, и требует: сначала военное вторжение, потом все переговоры о свадьбе, – но Генрих твердо стоит на своем. В ноябре все денежные ресурсы Франсуа были исчерпаны. Не получив никакой поддержки от короля, он вторично появляется в Англии, надеясь покорить свою странную невесту. Он и не представлял, как подвел его Симье, который должен был представлять интересы Франсуа – вместо этого он сам стал любовником королевы, да к тому же еще получал содержание от Генриха III.
Прогуливаясь с герцогом Анжуйским по галерее своего дворца, Елизавета неожиданно поворачивается к послу Франции, следующему за ними на некотором отдалении: «Напишите вашему королю, что монсеньор будет моим мужем!»
И так же неожиданно крепко целует герцога прямо в губы и дает ему свое кольцо.
Значило ли это формирование антииспанской коалиции? Увы! Уже на следующий день королева признается, что очень боится потерять свою популярность в народе, резко настроенном в отношении смешанного брака. Однако когда Франсуа срочно отправился в Нидерланды, где испанцы предприняли дерзкую вылазку, Елизавета дала ему в помощь сто британских дворян и разрешила писать к ней, обращаясь: «Королеве Англии, моей жене».
Монсеньор добился, чтобы его провозгласили герцогом Брабантским, но Генрих прекрасно понимал, сколь опасно строить какие-либо планы на такой зыбкой основе, как желание Елизаветы. Каждый из двух монархов старался, не заходя слишком далеко, заставить другого выступить против Испании и припугнуть Филиппа II.
Тогда Генрих III меняет свою тактику и старается обойти опасность, заключая договор со своим страшным соседом. Он полагает, что именно в этот момент, когда вокруг Португалии плетутся сложные интриги, ему удастся заставить Габсбурга быть посговорчивее.
Португальская династия кончилась на престарелом короле-кардинале Энрике. Среди многочисленных претендентов выделялись Филипп II, племянник покойного со стороны матери, приор дон Антониу де Крату, незаконнорожденный сын предпоследнего монарха, и Екатерина Медичи, которая, изучив внимательно свое генеалогическое древо, обнаружила некоторые основания для подобных притязаний, хотя и многовековой давности. Португальцы, совершенно не желали видеть у себя на троне иноземца и склонялись в пользу приора де Крату, но тут Филипп II, презрев юридические изыски, ввел в страну войска, которыми командовал герцог Альба, и прочно утвердил законность своей власти, положив в основу пять тысяч трупов оппозиционеров. Приору достался только один из островов.
Однако Екатерина вовсе не думала отказываться от своего «наследства». Она провозглашает себя королевой Португалии, но посылает деньги Антониу де Крату, назначает его своим лейтенантом и приглашает приехать в Париж, где к нему относятся как к принцу. Генерал-полковнику от инфантерии Строцци было поручено собрать все военные и морские ресурсы, чтобы защитить права Екатерины от Габсбургов.
Выражая соболезнования испанскому послу, Генрих делает странное заявление: королева-мать будет защищать свое «наследство» на собственные деньги – ведь если бы он согласился ей помогать, ему вряд ли удалось бы сохранить дружбу его величества католического короля.
Подлинный план матери и сына состоял в том, чтобы получить если не Португалию, то хотя бы Азорские острова, лежащие на перекрестке морских путей, по которым нагруженные галионы везли в Испанию американское золото. Эта угроза должна была бы заставить противника пойти на уступки. За Азорские острова и отречение Екатерины Филипп должен был принять монсеньора в качестве зятя, отдав ему к тому же Нидерланды. Тогда закончилось бы соперничество между Францией и Испанией, и король, освободившись от Франсуа, установил бы прочный мир в своем государстве.
Этот обширный план, безусловно, должен был удасться. Строцци отплыл в направлении к Мадере во главе великолепной флотилии, состоящей из шестидесяти трех кораблей, на которых были размещены шесть тысяч солдат. Но, к сожалению, у адмирала был прескверный характер, и он не мог найти общего языка ни с приором, ни с главнокомандующим эскадрой, из-за чего они потеряли драгоценное время и