– Черт, даже в костюме зябко. – Он поежился, Саша улыбнулась:
– Я предупреждала!
Но Лайам был вполне доволен.
После этого они вернулись в дом, и она повела его наверх. Его вещи она распаковала и повесила в шкаф рядом со своими. На шкаф Артура Саша еще год назад повесила замок. Вся его одежда оставалась там. Она еще ничего не разбирала и представить себе не могла, когда и как этим займется. Это ведь и Артура дом тоже. И раньше, и теперь. А в каком-то смысле – и всегда будет. А Лайам здесь всего лишь гость. И, оглядывая спальню, он это отлично сознавал. В оформлении комнаты чувствовалась сильная мужская рука. По стенам висели рисунки, изображающие птиц и рыб, а над кроватью – большая картина с яхтой. Никаких современных работ Саша сюда не привозила. Это в Париже она украшала ими свое жилье. А тут была совершенно другая жизнь. Даже Лайам ощущал присутствие Артура, хотя никогда не был с ним знаком.
После купания Лайам принял горячий душ, и они устроились на веранде с вином. На вечер Саша заказала столик в небольшом рыбном ресторане. В семь часов они туда отправились, оба заказали омара и опять пили белое вино. За ужином они вели легкий разговор, и Лайам видел, что Саша понемногу оттаивает.
Вернувшись домой, они опять сидели на веранде и негромко разговаривали, глядя на океан, а в полночь поднялись в спальню. Лайам был нежен и деликатен, он не стал добиваться секса. Они лежали рядом, обнявшись. Ночью Саше снился Артур, но она не стала рассказывать об этом Лайаму. Сон был безмятежный. Ей снилось, что Артур по песку уходит от нее вдаль, а она даже не пытается его догнать. Потом он оборачивается и с улыбкой машет ей рукой, после чего исчезает.
Саша приготовила сытный завтрак – яичницу и вафли с начинкой. В доме была большая допотопная вафельница. Лайам сварил кофе. Они опять гуляли по пляжу, загорали на веранде, а потом Лайам вздремнул в шезлонге. Когда солнце начало клониться, они решили остаться еще на одну ночь. Им здесь было очень хорошо вдвоем и не хотелось расставаться с этой завораживающей вечерней красотой.
Вечером они вместе готовили ужин, ночью мирно спали, а в понедельник после обеда вернулись в город. Саша решила не ходить в этот день в галерею. А ужин был запланирован в Сохо в компании друзей Лайама.
Они встретились в итальянском ресторане. Пришли четверо художников и два скульптора. Разговор шел о галереях и выставках и, конечно, о том, кто над чем работает. Все были моложе Лайама, на вид всем было лет под тридцать. Сашу Лайам представил просто по имени. Когда принесли десерт, одна художница, симпатичная молодая женщина, упомянула галерею «Сювери». Она сказала, что завтра должна завезти туда слайды. Саша с Лайамом переглянулись, он улыбнулся. Он так и не раскрыл ее инкогнито, а по дороге домой Саша спросила его об этой художнице.
– Из нее выйдет толк. Но пока еще ей надо поработать.
Было забавно общаться с ними, не называя себя. А еще забавнее, что никто не догадался, кто она такая. Ей нравилась такая игра, хотя был момент, когда разговор коснулся ее галереи и конкурентов и Саша почувствовала себя шпионкой во вражеском стане. За вечер ее имя несколько раз всплывало – как имя хозяйки легендарной галереи.
– Какие планы на завтра? – спросила она Лайама уже в постели. Ее снова тянуло в Саутгемптон.
– Пойду на стадион, наши опять играют, – ответил Лайам, предвкушая интересную игру.
Какая у них теперь чудесная жизнь! Море, друзья, художники, у него – бейсбол, у нее – работа. Сам того не желая, Лайам изменил ее жизнь, принес в нее что-то новое и прежде не изведанное. Какой-то молодой задор и легкомыслие, которых она лишилась, рано выйдя замуж и заведя детей. Да и до последнего времени она была слишком занята постижением отцовской науки, а потом – работой в его галерее. У Саши никогда не было той беспечной жизни, которую Лайам продолжал вести и в свои сорок лет. Ни один из его товарищей еще не вкусил успеха и не знал тех обязанностей и большой ответственности, с какими успех бывает сопряжен. Они много работали, но достигли немногого. Мало кто из них был женат, а дети и вовсе были только у Лайама. Такое впечатление, что этой публике обязанности вовсе неведомы. У Лайама обязанности были, но за него их выполнял кто-то другой, в данный момент – бывшая жена и ее будущий муж. И отчасти – Саша, которая взялась устроить его дела.
Неделя в галерее выдалась напряженная, в понедельник открывалась выставка, а оставалось еще много дел. Саша всегда сама курировала выставки, вплоть до развешивания картин, поэтому засиживалась на работе допоздна.
К конце рабочей недели она была сильно измотана. Хотелось опять поехать на море. На этот раз они отправились в пятницу, как было при Артуре. К девяти часам добрались до места, посидели на веранде и рано отправились спать. Теперь они хоть и робко, но занялись любовью. Время и любовь делали свое дело. Саша понемногу привыкала к тому, что в ее жизни появился Лайам. Для нее это был большой шаг вперед, а для Лайама – тем более.
В субботу, гуляя по берегу, она сообщила, что приглашена на ужин, и предложила ему тоже поехать. Гостей собирала известная голливудская актриса. В последние годы киношники полюбили Саутгемптон и окрестности, и пару лет назад Саша познакомилась с этой актрисой. Приглашение она получила очень давно, а в пятницу Марси напомнила, как раз перед Сашиным уходом из галереи. Ожидалась шумная компания, со всевозможными развлечениями и музыкантами, приглашенными специально из Лос-Анджелеса. Лайама ее приглашение удивило. Она еще никогда не звала его с собой в гости. А Лайам прекрасно помнил их первую бурную ссору.
– Ты хочешь, чтобы я пошел? – Лайам был польщен.
– Да, – лаконично ответила она, ничего не объясняя. Лайам не стал расспрашивать.
Звали к семи, но они приехали в восемь. В приглашении была упомянута «неофициальная форма одежды», но Саша знала, что многие женщины придут расфуфыренными. Она надела белые слаксы, белый тонкий свитерок и нитку жемчуга. Лайам натянул джинсы, футболку и привезенный Сашей из города блейзер. Она нашла ему мокасины из домашних запасов.
– Тогда тебе не придется надевать носки, – подшучивала она. – Здесь это высший шик – мокасины на босу ногу.
– Тогда я лучше надену. Мне уже поздно начинать следить за модой. – Всю жизнь он только и делал, что плыл против течения.
