— Как вы смели красться за мной? — выкрикивала Янси, снова стукнув его. Она бы и в третий раз ударила Томсона, но он на лету перехватил ее руку.
— Ш-ш… — мягко произнес он. — Я не хотел напугать вас. Я…
— Но напугали! — бушевала девушка, хотя ей стало уже намного лучше.
— Я очень, очень виноват, — извинялся он и, поскольку она уже не кидалась на него с кулаками, обнял ее одной рукой. Янси инстинктивно склонила голову ему на грудь, чувствуя, что ей становится все лучше и она все больше успокаивается, а Томсон, словно желая удержать ее так, обнял ее еще крепче. На Янси внезапно снизошел сладостный покой.
Где-то в глубине сознания она понимала, что нужно отодвинуться прежде, чем Томсон оттолкнет ее, но не находила в себе сил пошевелиться, а он, похоже, не спешил отпустить ее.
— Вы очень добры, спасибо, — проговорила Янси ему в грудь.
— Вы ведь и вправду испугались? — поддразнил он.
— Боитесь, что вас заподозрят в душевной доброте? — Она почувствовала, что смеется, и вновь стала сама собой, той самой Янси Докинс, какой она и была. Она отступила на шаг, и он выпустил ее. — Я бросила канистру куда-то, — сказала девушка, понимая, что не забудет этих чудесных мгновений, когда он успокаивал ее, прижав к себе. — Нам не найти ее в такой темноте.
— Вы вдруг заговорили о «нас», — ответил Томсон, дав понять, что не собирается ползать в поисках на четвереньках.
— Ну, раз уж вы лучший ум корпорации, то что вы предлагаете мне делать?
— Пойти на ферму и выяснить, не смогут ли они нам помочь.
— Какую ферму?
— Разве вы не видите огни?
— Вы выше ростом.
— Я пойду с вами, — сказал Уэйкфилд. Янси не возражала — хватит бродить одной в кромешной тьме по пустынным дорогам.
До фермы было неблизко, и она безотчетно взялась за его руку, когда они сошли с дороги и брели по щиколотку в грязи. Казалось, босс не имел ничего против. Он и в самом деле вел себя доброжелательно, тихо беседуя с ней по дороге, больше беспокоясь о том, что напугал ее, чем о том, что его день завершается прогулкой по грязи.
Янси он нравился все больше и больше. К тому времени, когда они стучались в дверь фермерского дома, она твердо решила больше ему не лгать.
— Извините, что беспокою вас… — начал Томсон, услышав, что кто-то подошел к двери. Янси воспрянула духом, когда фермер не только дал им бензин, но и настоял на том, чтобы довезти их до машины.
Янси поблагодарила доброго фермера и предоставила Томсону беседовать с ним, пока работник переливал бензин в бак.
Она уже сидела за рулем, когда фермер отъехал; завела мотор и стала ждать, когда Томсон сядет сзади, но, к ее удивлению, он подошел и открыл дверцу со стороны водителя.
— Поведу я, — сказал он.
— Нет, — возразила она. — И закройте дверь — холодно!
Томсон пристально смотрел на нее.
— Мне воспользоваться своим служебным положением или прибегнуть к силе?
— Боитесь, что я завезу вас еще куда-нибудь?
Он молча смотрел на нее. Ей пришло в голову, что в других обстоятельствах он бы рассмеялся. Она вдруг почувствовала угрызения совести. У него был насыщенный событиями день, у нее тоже — они оба устали. Бросив препираться, она вышла и, обогнув машину, села на переднее сиденье.
Они уже были в пути, когда ей вздумалось спросить:
— Я должна была сесть на заднее сиденье?
Томсон не ответил, а обернулся к ней, слегка улыбнулся и снова устремил взор на дорогу. Она чувствовала себя здесь не на месте. Но если бы Томсону не понравилось, что она уселась рядом, он бы не преминул сказать об этом без обиняков.
— Куда вы ездили сегодня? — спросил он ее после продолжительного молчания.
— Куда? — переспросила Янси, оттягивая время и чувствуя, что решение говорить ему только правду снова под угрозой.
— На одометре лишние шестьдесят миль пробега.
— Не иначе как вы записываете, — строго осудила его Янси, понимая, что до нее так и не дошло, что значит быть служащей. Когда же она уяснит, что нельзя дерзить начальству?
— Я не специально, — пояснил Томсон, как показалось ей, вполне вежливо, хотя в ее словах была язвительность.
— Вы запоминаете механически?
— Часто даже не задумываясь, — признался он. — Итак, имея в своем распоряжении уйму времени, вы решили отлучиться, чтобы посидеть за чашкой чая еще с одним из друзей по детскому саду, живущим всего в тридцати милях от конференц-центра?
Опасаясь, что может проговориться про Фишера с его поручениями, она поспешно ответила: «Нет».
— Ну, значит, навещали сестру?
Она рассмеялась.
— У меня нет сес… — Ее смех оборвался.
— Разве? — ровным тоном спросил он. — Хотите сказать, что и Миранды тоже нет?
О господи! Янси взглянула на него. Ей казалось, что он будет сердиться. Но нет, его явно развлекло, что она так легко попалась. И только тогда она поняла: он давно догадался, что у нее нет сестры. И когда она рассказывала эту сказочку о племяннице, забывшей игрушку, он знал, что у нее нет ни сестры, ни племянницы и что она плетет небылицы.
— Признаюсь в своих грехах. Я — единственный ребенок. Но, — торопливо добавила она, все еще опасаясь потерять место, — я больше не буду лгать.
Она затаила дыхание. Томсон взглянул на нее.
— Сплошные обещания, — проговорил он.
К Янси вновь вернулось дыхание.
Вскоре девушка заметила, что они приближаются к району, где была квартира Астры.
— Это я должна отвезти вас домой, — поспешно сказала Янси.
— У вас был долгий и трудный день, — мягко ответил Томсон.
И Янси вдруг поразило, что мужчина, сидящий рядом, ни разу не рявкнул на нее последние пару часов: Она все еще была озадачена его доброжелательностью, когда Томсон, запомнивший ее адрес с первого раза, подвел машину к дому.
Она чуть не забыла о сумке, лежавшей сзади, и протянула руку, но при этом случайно задела Томсона за ухо… и чуть не задохнулась от смеха.
О господи, ей смешинка попала в рот, но обиженное выражение его лица еще больше заводило ее. Она пыталась сдержаться, но бесполезно! Томсон вышел и подошел к ее дверце, а Янси, выбравшись из машины, пыталась успокоиться. И тогда Томсон, молча взиравший на нее, нашел лекарство.
— Дурочка! — процедил он сквозь зубы. А когда это вызвало лишь новый взрыв смеха, он схватил ее за плечи и… поцеловал.
Смех улетучился без следа, когда он отстранился и взглянул на нее. Довольный результатом, Томсон повернулся и сел в машину.
Пока он не отъехал, Янси не шелохнулась. Она давно отметила, что у Томсона красивый рот, но и подумать не могла, что когда-нибудь почувствует его на своих губах.
И хотя это был отнюдь не любовный и даже не дружеский поцелуй, он поколебал все ее представления. Душа и мысли были охвачены волнением. У нее занялось дыхание, голова кружилась, и возникла сумасшедшая мысль, что, будь она поискушенней в этом, подумала бы, что влюбилась в него!
