Вдруг раздалась слаженная стрельба с противоположной стороны. Это стрекотали немецкие автоматы. Небо на западе осветилось несколькими ракетами. Ударили русские пулеметы и автоматы. Картина боя была ясна: какое-то подразделение попыталось вырваться из центрального укрепления, перейти по мосту на западный берег Буга. Но русские уже заняли западное укрепление. Похоже, они не лукавили, крепость действительно была окружена. Стрельба стихла, погасли осветительные ракеты. Там все было кончено.
— Крысы бегут с корабля! — раздался преувеличенно бодрый голос капитана Росселя. — Корабль — это наши позиции, наша крепость. Непотопляемый корабль! Мы не покинем его! Мы выстоим! Ни шагу назад! Мы перемелем здесь русские войска и погоним противника обратно на восток! А крысы, трусливо бегущие с корабля, понесут заслуженное возмездие от русской или немецкой пули.
Все встало на свои места. Юрген недоумевал, с чего это вдруг капитан заговорил в стиле Геббельса. Все эти красивости не для фронта, здесь в ходу слова попроще и покрепче. Но в конце он не случайно упомянул немецкую пулю. Капитан Россель недвусмысленно напомнил солдатам, кто они есть — штрафники, смертники, «бригада вознесения». Вероятно, так он хотел укрепить их боевой дух. «Майор Фрике нашел бы на его месте другие слова, — подумал Юрген. — И укрепил бы».
Похоже, русские не ожидали от них никаких активных действий. Они даже не запускали осветительных ракет, как это обычно бывает на передовой, и лишь все громче и настойчивее предлагали сдаться. Чем дальше, тем меньше это нравилось Юргену. Он испытывал всевозраставшее беспокойство. Он поднялся и принялся расхаживать по казематам, поднимаясь к закрытым люкам, ведущим в чердачное помещение. Собственно, никаких помещений там уже не было, все выгорело еще днем. Металлические люки пыхали жаром. И вдруг — тихий хруст, как будто головешка рассыпалась под чей-то ногой. Да нет, не как будто. Так и есть.
Юрген тихо свистнул. Солдаты повернули головы в его сторону. Красавчик схватил автомат и бросился к нему. То же и Брейтгаупт. Казалось, что он, единственный из всех, дремал, уронив голову на грудь, но вот он уже бежит, оборачивая на ходу руку тряпкой. Они понимали его как никто.
Брейтгаупт схватился обернутой рукой за раскаленную ручку люка.
— Давай! — тихо сказал Юрген.
Брейтгаупт откинул крышку. Юрген с Красавчиком высунулись по пояс и тут же открыли огонь в разные стороны, посылая очереди вдоль крыши. Они не стали тратить ни одного мгновения на то, чтобы оглядеться и оценить обстановку. Это всегда успеется.
Вишнево-красная плоскость крыши была подернута рыхлой серой пленкой золы. Там и тут взлетали вверх фонтанчики искр, вздымаемые сапогами русских диверсантов, бросившихся врассыпную. Они не могли залечь на этой сковородке, укрываясь от огня товарищей. Вот один из иванов упал, настигнутый пулей. Взметнулся столб искр и почти сразу — факел огня. Иван истошно закричал. Запахло горелой тряпкой, горящей человеческой плотью. А Юрген с Красавчиком, сменив магазины, продолжили поддавать огоньку, зажигая новые факелы. Загорелся огромный огненный шар. Он мелькнул на мгновение перед их глазами и тут же исчез. Вернее, это они исчезли. Движимые интуицией или опытом, Юрген с Красавчиком нырнули в люк до того, как взорвалась взрывчатка, которую несли с собой диверсанты. Осколок ударил Юргену в шею, точно под каску. Он выпустил автомат, схватился рукой за шею, запрокинул голову назад, громко вскрикнув. Это был уголек Он не сразу это понял.
Брейтгаупт смазывал ему ожог каким-то снадобьем. Стонал солдат — ему раздробило плечо каменной глыбой, рухнувшей с потолка при взрыве. В каземате было светло как днем — иваны запустили осветительные ракеты, им теперь нечего было скрывать.
— Отличная работа, ефрейтор Вольф! — сказал лейтенант Шёнграбер, командир третьего взвода.
— Рад стараться, лейтенант, — ответил Юрген.
Ему нравился Шёнграбер. Он был справедливый офицер и храбрый парень, он никогда не прятался за спинами солдат.
Иваны пошли в очередную атаку. Юрген понял, что наступило утро.
Их территория ограничивалась уже только вторым этажом. Они не помышляли о вылазках на двор, они не могли спуститься ни в складские помещения первого этажа, ни тем более в подвал. Внизу были иваны, и они упорно рвались вверх.
— Ефрейтор Вольф! В башню! Там становится жарко! — раздался голос капитана Росселя.
— Есть! — ответил Юрген. — Хюбшман, Брейтгаупт! За мной!
— Нет, — сказал Россель. — Возьмете других солдат. Рядовые Хюбшман и Брейтгаупт останутся со мной. Я не могу разбрасываться опытными солдатами. Есть не менее опасные участки.
В чем-то Россель был прав, у него осталось не так много солдат, а уж опытных — еще меньше. Но Юргену показалось, что он делает это нарочно. Даже в этой критической ситуации командир стремится разъединить их, старых товарищей, чтобы они погибли поодиночке. Но он подчинился, у него не было выбора.
— Краус, Руперт! За мной! — скомандовал Юрген и побежал в башню.
Башня замыкала отремонтированную часть стены, территорию их роты. Дальше шел разбомбленный участок. Внешняя стена устояла, но перекрытия первого и второго этажей были пробиты насквозь и обрушены. Иваны взбирались по стене. По тому, как они взбирались, Юрген понял, что эта часть уже захвачена противником.
— Краус, к бойнице! — крикнул он. — Сбей их!
Из бойницы, смотревшей сбоку на стену, иваны были видны как на ладони. Краус открыл огонь из автомата. Он справится.
Юргена больше беспокоил пролом в стене башни. Когда-то здесь был проход в соседний каземат, ныне разрушенный. Проход заложили кирпичом, но эта кладка не шла ни в какое сравнение с кладкой старых царских времен. Она разлетелась при первом же попадании. Прямом, уточнил Юрген, глядя на россыпь кирпичей внутри башни, на тела лежащих поблизости двух мертвых солдат. Он приблизился к проему, прижимаясь к стене, осторожно выглянул наружу. Точно, иваны уже внутри крепостной стены, пробираются по остаткам перекрытий. То, что находилось под проемом, было скрыто от взоров, но что-то подсказывало Юргену, что там не голая стена, что есть там выступы и уступы, по которым противник может подобраться и забросить внутрь гранату.
У самого уха просвистела пуля. Юрген отодвинулся под прикрытие стены.
— Руперт! — сказал он. — Стой здесь, постреливай в сторону иванов, но не высовывайся. Главное — слушай. Малейший шорох снизу — немедленно бросай гранату.
Звякнула пуля о приклад автомата, руки ощутили легкий удар. Юрген посмотрел на приклад — пуля ударила сзади. Только рикошетов не хватало! Юрген подошел к центральной бойнице. Русские пулеметы били по башне и по стене с другой стороны речушки. Бойницы были устроены так, что обороняющиеся были надежно защищены от прямого обстрела. Но не в том случае, когда бьют, не жалея патронов и под разными углами. Пусть внутрь залетала каждая сотая или даже тысячная пуля, для того, в кого она попадала, она была той самой единственной, его пулей. Вот и опять — звяк!
Юрген окинул взглядом помещение башни. Четверо убитых, двое раненых, один волочет другого в соседний каземат. Молодец! Они не могут сейчас отвлекаться на это. Здесь действительно становится жарко. Жарко… Юрген провел языком по пересохшим губам. Вспомнил, что вроде бы видел канистру при входе в башню. Пошарил глазами вдоль стен, нашел. Вокруг канистры расплывалось темное пятно. Из пулевого отверстия в самом низу толчками, как кровь из пробитой артерии, выплескивалась вода. Вот она потекла слабеющей струйкой и почти сразу же дробно закапала — кап, кап, кап. Все.
«Хорошо, что успел фляжку ночью наполнить», — подумал Юрген и, не удержавшись, снял фляжку с пояса, отвинтил крышку, смочил губы водой, сделал небольшой глоток, потом крепко завинтил крышку. У него не скоро появится возможность сделать следующий глоток.
Первым, схватившись за горло, упал солдат у крайней бойницы. Она выходила сбоку на стену их казармы и казалась самой безопасной. Иваны, нащупав слабые места по краям казармы, прекратили лобовой штурм. Но несколько их солдат залегли у самого подножия стены. И теперь держали под прицелом единственную видную им бойницу в башне. В отличие от штурмовых групп они были вооружены винтовками. Винтовка для их задачи подходила куда лучше автомата. Это Юрген понял, едва глянув в
