Это сказал Брейтгаупт.
* * *
В Варшаву они прибыли на рассвете. Им пришлось сделать небольшой крюк, чтобы перебраться через Вислу. Через железнодорожный мост им прорваться не удалось. Там была большая и несговорчивая охрана. Она вообще не желала вступать с ними ни в какие переговоры.
При въезде в предместье путь им преградил шлагбаум и десяток жандармов с большими бляхами на груди. Они и не подумали прорываться. Они пришли, куда шли. За шлагбаумом, справа от дороги стояло двухэтажное здание с надписью Feldgendarmerie. За ним стояло несколько наспех сколоченных бараков, обнесенных двумя рядами колючей проволоки. Туда указывала табличка на столбе: Auffanglager. Жандармы попробовали загнать их туда. Они не на тех напали.
Они расположились в чистом поле у дороги. Они ждали своей очереди, они были в ней не первые. Половина солдат сразу завалились спать. Остальные занимали круговую оборону и слушали рассказ рядового Целлера. Он в этом деле был у них главным экспертом. Он попал в штрафной батальон прямиком из такого вот лагеря.
Дело было так. Взвод, которым командовал тогда еще лейтенант Целлер, иваны разбили в пух и прах. Прижали к Днепру чуть южнее Киева и раскатали танками. Вместе с ротой, батальоном и полком, к которым в порядке иерархии был приписан лейтенант Целлер. Ночью ему удалось переправиться на правый берег на одном из последних паромов вместе с солдатами из других разгромленных частей. К вечеру они добрались до сборного пункта. Они не ели больше суток и мечтали только о крыше над головой. На кровати и тем более чистое белье они не претендовали.
Их загнали за колючую проволоку и продержали стоя на холоде под все усиливающимся дождем. Наконец Целлера пригласили в залитый светом и теплом барак. За длинным столом сидело с десяток военных чинов и жандармов, все они жаждали узнать у Целлера мельчайшие подробности его истории. Где его взвод? Почему он бросил своих солдат? Где находится командир его части? Есть ли у него на руках письменный приказ оставить позиции? Как ему удалось проникнуть на борт парома? Как давно он принял решение дезертировать? И где он зарыл украденную батальонную кассу? От него потребовали предъявить все документы и оружие. Табельный «вальтер» был при нем, только это спасло его от расстрела.
Но он потерял бинокль и планшет для карт. Он не мог указать точных координат места, где это случилось. Он вообще не помнил, когда и где это случилось. Офицер с погонами интенданта разразился длинной обличительной речью. Вся Германия, весь немецкий народ и лично горячо любимый фюрер Адольф Гитлер напрягают все силы, чтобы обеспечить вермахт всем необходимым, а такие растяпы, как Целлер, разбрасываются казенным имуществом. Так он сказал. Из его речи неопровержимо следовало, что если Германия проиграет войну, то виноват в этом будет исключительно Целлер. Целлер просто озвучил этот вывод. Его немедленно обвинили в пораженческих настроениях. Это ничего не меняло. Разжалование и штрафбат ему и так были обеспечены. Ниже он пасть не мог. Он мог только взлететь. Вероятно, именно это он имел в виду, когда сказал в конце своего рассказа:
— Нет, этот лагерь намного лучше того. Тепло, с небо не капает…
— Это погода, — прервал его Красавчик. — При чем здесь лагерь? — Он терпеть не мог лагерей, тех, что за колючей проволокой.
— Деревьев нет… — продолжал Целлер.
— Чем тебе деревья помешали? — шел параллельным курсом Красавчик.
— В том лагере у ворот стоял огромный бук. На его ветвях вешали солдат, признанных несомненными дезертирами. К вечеру набиралось три-четыре новых тела. Они висели как конфеты на рождественской елке, — добрался наконец до финиша Целлер.
Все помолчали какое-то время, представляя и осмысливая сказанное и непроизвольно оглядываясь вокруг. Ничего похожего тут действительно не было.
— Еще не вечер! — сказал Красавчик. Он пытался шутить, по своему обыкновению.
— Был бы человек, а дерево найдется, — добавил Отто.
— Эй, висельники, ваша очередь! — крикнул жандарм.
Первыми в здание комендатуры вошли Юрген и Штейнхауэр. Их развели по разным кабинетам.
За столом сидел жандарм с тремя лычками в петлицах. Он был один. Это вселяло оптимизм. Трое было бы много хуже. От «тройки» жди беды. Перед жандармом лежал лист бумаги. Он заглядывал в него, задавая очередной вопрос. Подготовленный Целлером, Юрген на все давал один и тот же ответ:
— После разгрома нашего батальона я вывел из котла всех, кто мог идти и нести оружие.
При этом он каждый раз похлопывал по автомату, висевшему у него на груди. Жандарм кивал и что-то записывал на листе, когда длинно, когда коротко. От этой тактики Юрген отступил дважды. Жандарм спросил, куда они направлялись. Юрген хотел сказать, что в Скерневице. Но потом подумал, что капитан Россель наверняка что-то перепутал. Он не знал Фрике так, как знал его Юрген. Фрике никогда не изменял родине, чести, привычкам.
— Мы следуем в сборный лагерь испытательных батальонов под городом Томашов-Мац, — твердо сказал Юрген, — там нас объединят с другими испытательными подразделениями и отправят на передовую.
Жандарм взял какую-то папку, покопался в ней, удовлетворенно кивнул. И продолжил методичное движение по перечню обязательных вопросов. Он получал все тот же ответ. Юрген не затруднялся их поиском. Он прислушивался к шуму, доносившемуся из соседнего кабинета, куда увели Штейнхауэра.
— Почему вы не оборонялись? — дошел жандарм до очередного вопроса.
Юрген встал. Кровь бросилась ему в голову. Тело бросилось на жандарма. Тот понял, как тяжело обороняться против озверевшего противника даже при наличии резервов в виде двух здоровенных жандармов, дежуривших у двери кабинета и незамедлительно пришедших на помощь.
Надо отдать должное жандармам — они не стали предъявлять ему обвинение в оскорблении при исполнении. Они признали, что это была честная схватка. Они поблагодарили Юргена за доставленное удовольствие. Они принесли извинения за некорректно поставленный вопрос. Они выразили искреннее сожаление, что их товарищ не может принести свои извинения лично, поскольку у него были неотложные дела в медицинском пункте. Они с почетом проводили Юргена к выходу и подали ему на прощание руку. Они приветствовали товарищей Юргена, которые, наслаждаясь свежим воздухом, прогуливались возле здания комендатуры цепью с интервалом в четыре шага. Те столь же приветливо помахали им зажатыми в руках автоматами.
— Вольно! — отдал общую команду Юрген. — Мы едем в Томашов-Мац! — крикнул он своим солдатам.
— Есть! — дружно ответили те.
— Мы едем в лагерь Нойхаммер, — сказал Штейнхауэр, тоже вышедший из здания комендатуры, — это под Лигницем, за Бреслау.
— Нам по пути.
— Отлично!
— Пришлось поскандалить? — спросил Юрген, кивая головой на здание комендатуры.
— Немножко, — сказал Штейнхауэр, — пытался доказать им, что все, что от них требуется, это связаться со Стариком. После этого им не придется тратить время на всякие дурацкие вопросы. Но они упорно хотели получить на них ответы. Фамилия Дирлевангера им ничего не говорила. Дикие люди! Жандармы, одно слово. Наконец они связались с вышестоящим начальством. Те были более осведомлены. Они разыскали Старика. Он уже в лагере Нойхаммер. После этого я разговаривал исключительно с начальством, а начальство — со Стариком. Все быстро разрешилось. Предписание у меня в кармане. Можно отправляться на вокзал. Жаль, что лошадей конфисковали, под тем надуманным предлогом, что мы не кавалерийская часть.
Лошадей конфисковали и у подразделения Юргена. Немецкий солдат должен был свято хранить вверенное ему вермахтом имущество. Утеря его квалифицировалась как подрыв боеспособности части и
