много пережить, и теперь трудно было поверить, что они снова вернулись в Соединенные Штаты. Люди выглядели здесь такими счастливыми, беззаботными, нормальными. Не было видно ни напряженных лиц, как в Париже перед оккупацией, ни свастик, появившихся там на всех углах после вторжения немцев, ни раненых, как на корабле. Здесь не было ничего того, к чему они успели привыкнуть и что на самом деле было совершенно ненормально. Час проходил за часом, а Лиана все лежала в постели без сна, с трудом подавляя желание позвонить Нику в Нью-Йорк и отменить все разумные обещания, которые они дали друг другу, помня об обязательствах перед другими. Единственное, чего ей хотелось, так это снова оказаться в его объятиях. А Ник в своей постели в Нью-Йорке вел столь же ожесточенную схватку с самим собой, борясь с искушением позвонить Лиане в Вашингтон.
На следующее утро Лиана отправила Арману телеграмму, сообщая, что они добрались благополучно. Все утренние газеты поместили репортаж о «Довиле» и снимок, где была изображена Лиана, целующая в щеку молодого канадца, которого на носилках спускали по трапу. На заднем плане Лиана рассмотрела Ника, который с грустью глядел на нее, в то время как остальные присутствующие улыбались сквозь слезы Смотря на эту фотографию, Лиана вдруг ощутила ту же свинцовую тяжесть в груди, и, попытавшись заговорить с матерью, девочки, к их удивлению, наткнулись на ее холодную отчужденность. Вокруг них все так быстро переменилось, что нервы у Лианы были на пределе, а тут еще девочки все время капризничали. Они столько пережили, столько всего перенесли — и вот теперь наступила запоздалая реакция. Так что когда Лиана наконец решилась позвонить в Сан-Франциско дяде Джорджу и сообщить ему, что они вернулись в Штаты, дело кончилось тем, что она чуть было не бросила трубку. Дядя начал отпускать бестактные замечания о капитуляции Франции, о том, что французы буквально вынесли Париж немцам на серебряной тарелочке, что они заслуживают того, что получили. Лиана с трудом сдерживалась, чтобы не накричать на него.
— Ну, слава тебе Господи, вы вернулись. Давно вы здесь?
— Со вчерашнего дня. Мы приплыли на грузовом судне.
Последовало напряженное молчание.
— На «Довиле»? Репортаж о нем опубликован в сегодняшних газетах в Сан-Франциско, правда, без фотографий.
— Я знаю.
— Ну и идиот этот твой муж, раз посадил вас на такой корабль! Неужели нельзя было найти другой способ вывезти вас из Франции? И вы что, и в спасении принимали участие?
— Я — да, — это был голос сломленной и измученной женщины. Она вовсе не хотела защищать Армана. Она вообще не хотела думать ни о чем, потому что мысли ее были заняты одним Ником. — Мы спасли сто девяносто человек.
— Это я прочел. И на борту оказалась всего лишь одна женщина — медсестра с двумя детьми.
— Не совсем медсестра, дядя Джордж, — улыбнулась Лиана, — просто я и девочки.
— Боже милостивый… — Он снова что-то залопотал, а потом спросил, когда она собирается вернуться в Сан-Франциско. Лиана ответила, что не собирается вовсе. — Что ты сказала?
— Мы вчера приехали в Вашингтон. Я собираюсь снять здесь дом.
— Этого я не допущу.
После всего, что пришлось пережить, спорить с дядей было выше ее сил.
— Мы тут прожили пять лет, у нас здесь друзья, девочки любят свою школу.
— Но это же смешно! Почему Арман сразу не отправил тебя ко мне?
— Потому что я сказала ему, что хочу жить здесь.
— Ну ладно, когда придешь в себя, знай, что здесь все тебе будут рады. Женщина не может жить одна в чужом городе. А тут ты можешь поселиться со мной. Ты жила здесь еще до всякого Вашингтона. Что за глупости, Лиана9 Странно, почему ты тогда не поехала в Лондон или Вену?
Его остроты нисколько ее не забавляли.
— Я хотела остаться с Арманом в Париже, — тихо произнесла Лиана.
— Хорошо, что ему хватило ума не разрешить тебе этого. Хотя, думаю, он и сам не долго там пробудет. Насколько я понимаю, этот болван де Голль уже сбежал в Северную Африку, а остальные члены правительства разбрелись по всей Франции. Странно, что Арман до сих пор в Париже. Он ушел в отставку?
Лиана старалась говорить спокойно, она не собиралась сообщать дядюшке, что Арман перешел к Петену.
— Нет, не ушел.
— Значит, он в бегах, как и остальные. Ты очень умно поступила, что вернулась домой с девочками. Как они? — Голос его помягчел, и Лиана представила ему полный отчет, после чего передала трубку девочкам, чтобы они поговорили с двоюродным дедушкой. И все же, когда разговор наконец закончился, она почувствовала облегчение. У Лианы никогда не было ничего общего с дядей. Он ничем не напоминал ей отца и всегда порицал их образ жизни, считая, что девочке ни к чему сложности и заботы взрослого мужчины и не стоит посвящать ее во все мировые проблемы. Он был убежден, что так воспитывать девочку нельзя, и продолжал осуждать Лиану и когда она превратилась в молодую женщину. «Слишком уж ты современная, на мой вкус». Он и не думал скрывать свои чувства И когда Лиана познакомилась с Арманом, тот ему также не понравился. Он решил, что Арман слишком стар для Лианы, и неоднократно повторял это, а когда они поженились и собрались в Вену, пожелал Лиане удачи и добавил, что таковая ей потребуется. В последующие годы они виделись редко, а когда виделись, то выяснялось, что они расходятся абсолютно во всем, включая и то, что касалось фирмы. Однако дело продолжало процветать, и, хотя Лиана во многом не соглашалась с дядей, тут у нее не было оснований жаловаться Благодаря дяде Джорджу дело расширялось, и в один прекрасный день она сможет оставить девочкам больше, чем когда-то получила сама, — это ее очень радовало. Однако на этом положительные эмоции, связанные с дядей Джорджем, кончались. Он был самоуверенным, властным и невероятно скучным ретроградом.
В то же утро она позвонила агенту по недвижимости и договорилась посмотреть три меблированных дома в Джорджтауне. Лиана хотела поселиться в каком-нибудь небольшом и скромном доме, где, ведя тихую жизнь и время от времени принимая друзей, она сможет переждать с девочками войну. Миновало время роскоши во французском посольстве и других подобных местах, но Лиана знала, что она не будет скучать по нему.
Она сняла второй из предложенных ей домов и договорилась, что переедет туда через неделю Затем наняла прислугу, которая будет жить вместе с ними, — очень симпатичную пожилую негритянку, прекрасно готовившую и любившую детей Лиана купила новые вещи для себя и девочек, и они снова стали напоминать тех, кем когда-то были Она даже купила им новые игрушки, ведь с собой девочки ничего не взяли И главное — она была счастлива, что ей все время приходится что-то делать, готовясь к переезду Это хотя бы ненадолго помогало отвлечься от мыслей о Нике, но бывали времена, когда ей казалось, что она больше не вынесет Лиана постоянно думала, чем он сейчас занят, съездил ли в Бостон и забрал ли Джона. В мыслях она все время возвращалась к кораблю, словно это было главное, что произошло с ней в жизни. Невозможно поверить, что она провела на «Довиле» всего лишь тринадцать дней. Снова и снова она повторяла себе, что должна думать не о Нике, а об Армане.
Она написала мужу и сообщила ему новый адрес и через две недели после переезда получила от него первое письмо Оно было кратким — он писал, что спешит, а половину к тому же вычеркнули цензоры. По крайней мере, Лиана знала, что с ним все в порядке и он занят делами, а Арман в свою очередь надеялся, что ей с девочками хорошо в окружении старых друзей. Он просил Лиану передать горячий привет Элеоноре, и Лиана поняла, что этот привет в равной мере распространяется и на президента.
Но в целом Лиану и девочек ждало долгое одинокое лето. Все их друзья разъехались из Вашингтона в Мейн, в Кэйп-Код и другие места. Рузвельты, как всегда, проводили лето в Кампобелло Теперь до самого сентября ей не увидеть живой души, и скоро Лиане уже начало казаться, что она сойдет с ума, развлекая девочек и пытаясь заставить себя не думать о Нике. Что ни день она надеялась, что он позвонит или напишет, несмотря на данный ими обет молчания. Вместо этого каждую неделю она получала письма от Армана, в которых он не сообщал почти ничего нового, да и то большая их часть была вымарана нацистскими цензорами Лиане казалось, что они с девочками живут в каком-то вакууме, и иногда она задумывалась, надолго ли ее хватит.
