Русский штрафник вермахта

Und alle Leute soll'n es seh'n
Wenn wir bei der Laterne steh'n
Wie einst Lili Marleen.
Wie einst Lili Marleen.
Schon rief der Posten,
Sie blasen Zapfenstreich
Das kann drei Tage kosten
Kam'rad, ich komm sogleich
Da sagten wir auf Wiedersehen
Wie gerne wollt ich mit dir geh'n
Mit dir Lili Marleen.
Mit dir Lili Marleen.
Deine Schritte kennt sie,
Deinen zieren Gang
Alle Abend brennt sie,
Doch mich verga? sie lang
Und sollte mir ein Leids gescheh'n
Wer wird bei der Laterne stehen
Mit dir Lili Marleen.
Mit dir Lili Marleen.
Aus dem stillen Raume,
Aus der Erde Grund
Hebt mich wie im Traume
Dein verliebter Mund
Wenn sich die spaten Nebel dreh'n
Werd' ich bei der Laterne steh'n
Wie einst Lili Marleen.
Wie einst Lili Marleen.

П е р е в о д

Возле казармы в свете фонаря
Кружатся попарно листья сентября,
Ах как давно у этих стен
Я сам стоял,
Стоял и ждал
Тебя, Лили Марлен,
Тебя, Лили Марлен.
Если в окопах от страха не умру,
Если мне снайпер не сделает дыру,
Если я сам не сдамся в плен,
То будем вновь
Крутить любовь
С тобой, Лили Марлен,
С тобой, Лили Марлен.
Лупят ураганным. Боже, помоги,
Я отдам иванам шлем и сапоги,
Лишь бы разрешили мне взамен
Под фонарем
Стоять вдвоем
С тобой, Лили Марлен,
С тобой, Лили Марлен.
Есть ли что банальней смерти на войне
И сентиментальной встречи при луне,
Есть ли что круглей твоих колен,
колен твоих,
Ich liebe dich,
Моя Лили Марлен,
Моя Лили Марлен.
Кончатся снаряды, кончится война,
Возле ограды, в сумерках одна,
Будешь ты стоять у этих стен
Во мгле стоять,
Стоять и ждать
Меня, Лили Марлен,
Меня, Лили Марлен.

(Перевод с немецкого И. Бродского)

Это был последний раз, когда они пели все вместе «Лили Марлен».

Das war ein Fest

Это произошло случайно. Юрген здесь ни сном ни духом.

Просто через три дня пришел срок сажать картошку. Вот тут-то Юрген и вспомнил детские годы, отправился помогать фрау Клаудии. Он не собирался ни о чем ее расспрашивать. Женщина, истосковавшаяся по беседам, заговорила сама.

— Без хозяина дом сирота. Ветшает и старится. Как человек. То крыша протечет, то половица прогниет, то клеть просядет, то забор завалится, все одно к одному, а починить некому. И защитить некому. Как сироту. Наш-то дом, едва он без хозяина остался, так сразу и отобрали. Я в него в позапрошлом годе вернулась. Вот как только ваши пришли, так сразу и вернулась. Потому как опустел он. И потому что он мой, его мой Василий Тимофеевич строил, в нем две младшеньких моих родились.

Василий Тимофеевич еще в восемнадцатом ушел. Убили его. Новая власть землю крестьянам дала, но голытьбе деревенской этого мало было, она на земле работать не умела. Мы умели, потому и жили хорошо. При старой власти хорошо жили и при новой бы жили не хуже, с землей да с земли почему не жить? Но беднота комитет организовала, чтобы не только землю, но и имущество разделить, наше имущество. И комиссары их в этом поддерживали, они из района приезжали. У комиссаров свой интерес был, им хлеб был нужен, они это продразверсткой называли. Хлеб только у нас, работающих, был, вот они на нас и ополчились. Кто же по доброй воле свое отдаст? Так они с собой целые отряды привели. Той же голытьбы, только городской. Наганами трясли и все подчистую выметали. Даже семенные. Хоть ложись и помирай. Не стерпел этого мой Василий Тимофеевич, он хозяин был, его и застрелили.

Три года на лебеде прожили, потом полегче стало. Опять сеять начали, поднялись немножко. У нас с Василием Тимофеевичем три дочери было. Старшие замуж вышли в крепкие хозяйства. А Настасюшка, младшенькая, со мной осталась, тоже замуж вышла, муж ее к нам примаком пришел, нельзя в доме без хозяина. О зяте ничего плохого не скажу, непьющий был и до работы жадный, у них все семейство такое