Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

флота) инстинктивно чувствовал, что этот мужик — свой. Заслужишь — заставит неделю наждаком чистить якорную цепь, от звена к звену, не гнушаясь тем, чтобы каждую вахту проверить ход процесса. Но никогда не сдаст провинившегося на другой уровень дисциплинарной ответственности.

Пожалуешься от всей души, что председатель колхоза не дает матери матроса положенные льготы, хоть бы и полтонны комбикорма для курочек, не погнушается, напишет письмо секретарю райкома, а не поможет — так и обкома. Обычно — результат бывал положительный. Но сколько матерных выражений от начальника политотдела эскадры выслушивал сам Воронцов за превышение полномочий, мало кто знал.

С этими же чертами характера и личными способностями Дмитрий однажды был приглашен в «Братство», заняв там подходящую только для него нишу.

— Ты, Игорь, существо нежное. Избалованное, – с всегдашней иронией, которую никогда не угадаешь, как правильно понимать, говорил Дмитрий, подливая Ростокину крутой кипяток в стакан с чаем.

Ветер за стеклами ходовой рубки явственно свирепел. Они проходили сейчас самое неприятное место, где сталкиваются ветры и течения из Атлантики, Индийского океана и с ледяного щита Антарктиды. «Валгалле» все равно, она через любой ураган и тайфун прорвется, но грохот волн, начавших захлестывать даже высокий полубак, слегка нервировал журналиста, который пусть и имел почетное звание корветтен- капитана, но все же космического, а не морского флота. Он хорошо помнил, как едва уцелел на яхте, проскочив совсем рядом со страшным тайфуном в Индийском океане.

— Что у себя жил, как король на именинах, что у нас на всем готовом. Воевать — это легко. Даже очень легко. Но нормальной жизни, где от тебя почти ничего не зависит, и со всеми твоими талантами финансовый рубеж — две сотни рублей (советских), ты не захватил. Хочешь больше — или в воры иди, или на такую работу… На рыболовном траулере за полгода без захода в порты на «Жигули» заработаешь. Если выживешь. Или крыша не съедет. Видал я ребят, что те самые пять тысяч, сойдя на берег в Мурмaнске, за неделю прогуливали — и опять в море. А потом глядишь, принял заначенную бутылку спирта — и за борт. Чтобы не мучиться. С тобой так, как я, никто из наших не разговаривал? – И сам себе ответил: — Конечно. Андрей, Сашка — они на мелочи не размениваются. Сами несгибаемы, как перекаленная сталь, и других за таких же держат…

— Разве ты — не такой? – спросил Игорь.

Странно, но подобных разговоров раньше им вести не приходилось. Слишком много было других тем.

— Может быть — гораздо хуже, – усмехнулся Воронцов. – Про самое начало нашей истории ты, конечно, мало что знаешь. Всякое там случалось, пока не притерлись, по причине отсутствия более разумных вариантов. Но это — наше внутреннее дело. Если тебя сейчас вельтшмерц[58] охватила — выбор небольшой. Наплевать ей, тоске то есть, в самую душу и жить дальше. Или — домой сваливать. В пятьдесят шестой. Там ведь лучше?

Ростокин непроизвольно поморщился.

— Ну да, кажется, соображаю. Там вас с Аллой тюрьма ждет?[59] Много дадут, по вашим законам?

— Ей — лет пять, – после паузы неохотно ответил Игорь. – Мне могут и десятку впаять. Если не сумеем оправдаться…

— Ничего. Отсидишь — выйдешь другим человеком, – с интонацией Папанова сказал Воронцов. Этого фильма[60] Ростокин не видел. – А тюрьмы у вас хоть хорошие?

— Зачем ты так, Дмитрий Сергеевич?

— Чтобы привести тебя в меридиан, как у нас, у штурманoв говорят. Сравни то, что есть, и то, что может быть, – глядишь, полегчает. Только на спиртное по этому случаю налегать не советую. Нормальный человек пьет с устатку или для развлечения. А тоску водкой заливать — последнее дело…

— Много в этом деле понимаешь? – чтобы слегка самоутвердиться, спросил Игорь.

— А то! Мы в самые для меня поганые времена, с семьдесят четвертого начиная, со стармехом, у которого весь спирт был в распоряжении, в такую игру играли — кто лучше повод для выпивки придумает. Просто так — это уже алкоголизм. Я, допустим, поднимаю стакан за того израильского придурка, что неправильно на мине взрыватель установил, и она не у нас под килем рванула, а на сотню метров позже. Он соглашается, второй наливает — за мастеров судостроительного завода, подшипники которых без масла, на сухом трении проработали, сколько надо, чтобы нам до базы дотащиться… Естественно, употребляли не в ущерб службе и техническому состоянию корабля. Но тебе это знать как бы и ни к чему. Дела давно минувших дней…

Ростокину показалось, что несгибаемый адмирал тоже слегка загрустил.

— Смотри лучше сюда, – Воронцов показал на экран симулятора. – Вот картинка грядущего сражения, планируемая Балфуром, исходя из наших разведданных, а вот — то, что он должен предпринять, с точки зрения компьютера, смоделировавшего его личность по доступным источникам. Необходимую информацию Сильвия с Алексеем подкинули. Они там в Лондоне даром хлеб не жуют.

— То есть получается, – сказал Игорь, всматриваясь в изображенные разными цветами схемы, – что адмирал сейчас как бы действует вопреки собственным глубинным желаниям и определяющим их принципам?

— Приблизительно. Это — не такой уж редкий случай. В военной истории, вообще в психологии. Сшибка разнонаправленных, но ценностно равновеликих побуждений. Эмоционально, гормонально некая особа тебя возбуждает и влечет до умопомрачения. «Я душу дьяволу продам за ночь с тобой», – выражаясь классическим штилем. Разум же, или его остатки, изо всех сил предупреждает о губительности столь невыгодной сделки. И тут каждый поступает… В зависимости от чего? – тоном экзаменатора спросил Воронцов.

— Я, Дмитрий Сергеевич, психологию тоже изучал, и в мое время, смею заметить, она разработана куда глубже, чем в ваше, – с некоторым вызовом ответил Ростокин.

— Это ты брось. Книжек у вас больше написано и диссертаций защищено. А так… Ни один ваш и наш профессор Сократа, Конфуция или Экклезиаста ни на йоту не превзошел. Да зачем далеко ходить — тот же Новиков, впервые к вам попав, и тебя психологически просчитал и переиграл, и вашего Суздалева. Сан- Франциско помнишь? И где ваши «глубокие разработки»?

— Ну, это ты не равняй! Здесь совсем другие факторы и способности…

— Тогда в чем смысл высоких теорий? «Что было, то и будет, и ничего нет нового под солнцем». Екклезиаст, прошу заметить. Строители Нотр-Дам, Кельнского собора, да тех же и пирамид МИСИ и МАРХИ[61] не кончали, а по сей день их выпускников в тупик своими решениями ставят…

Воронцову просто нравилось развлекаться, подначивая своего как бы правнука. Времени у них много, все решения приняты, отчего бы не потренировать молодого?

— Итак, что мы имеем? Адмирал Балфур, Роджер, веселый он или нет, скоро узнаем, предположительно решил перехватить «Изумруд» таким вот образом, – Дмитрий указал на схему, изображенную синими линиями. – Это весьма смело, нестандартно и могло бы выйти неплохо, абстрактно рассуждая. Однако наш партнер строит свои планы из расчета, что предельная скорость нашего крейсера никак не больше двадцати шести узлов. И здесь он прав. Уровень технической мысли иного не допускает. Показания очевидцев боя, где Володя галсировал на тридцати и больше, сэр Роджер отрицает. Тоже правильно. Не может флотоводец ориентироваться на легенды. Я бы тоже в свое время не поверил, что у израильтян есть экранопланы размером в авианосец…

— А теперь?

— Слушай, Игорь, не нужно меня грузить. Мы чем-то другим сейчас занимаемся, нет?

— Согласен, Дима, прости. Продолжай.

— Продолжаю, – прежним ровным голосом, как на занятии по технике безопасности с младшим комсоставом, Воронцов перешел к следующей теме, не последней по значению. – Адмиралу Балфуру, при этой схеме боя, скорее всего, сопутствовал бы успех, пусть и относительный. Он мог бы сохранить большую часть своего отряда и надеяться протащить конвой до места… Я бы, на его месте, нашего Володю свободно