– Если позволят… они. Случись что-нибудь со мной, ее семья… потребует, чтобы она вернулась. – Он вздохнул, – а она так нуждается в вас… если вы будете к ней добры… то станете ей необходимы… как некогда… был необходим я.
Глаза Алекса увлажнились.
– Можете на меня положиться. Я позабочусь о ней. И никогда, никогда не отниму ее у вас. Ни сейчас, ни потом, ни пятьдесят лет спустя. Я хочу, чтобы вы это знали. – Он подошел ближе и взял его дряхлую руку. – Она ваша жена, и для меня это свято. Так было и так будет.
– Настанет день, и она станет вашей женой.
– Если она захочет.
– Увидите… еще как захочет. – Джон Генри крепко стиснул руку Алекса и закрыл глаза почти в изнеможении. Затем открыл их с быстрой улыбкой: – Вы хороший человек, Алекс.
– Спасибо, сэр, – все-таки произнес он. И почувствовал облегчение, как будто разговаривал с отцом.
– Вы не побоялись прийти.
– Я должен был это сделать.
– А ваша сестра? – Он взглянул на Алекса, но тот только передернул плечами.
– Она не может повлиять на наши отношения. Что еще она может сделать? Вам теперь все известно. Она не посмеет сделать это достоянием общественности, иначе провалится на выборах. – Он улыбнулся. – Так что она совершенно бессильна против нас.
Но Джон Генри был другого мнения.
– Но она может… причинить вред Рафаэлле… – почти шепотом, едва слышно, но он все-таки произнес это имя.
– Я не допущу этого. – Алекс так твердо и уверенно сказал это, что Джон Генри почти успокоился.
– Хорошо. Рядом с вами ей будет покойно.
– Да, я постараюсь.
Старик пристально посмотрел на Алекса и протянул ему руку:
– Я благословляю вас… Александр… скажите ей об этом… когда придет время…
Со слезами на глазах Александр коснулся губами его руки и через несколько минут вышел из комнаты.
Он покидал шикарный особняк со странным, неведомым ему чувством. Сама того не ожидая, сестра даровала ему настоящий подарок. Вместо того чтобы разлучить их с Рафаэллой, она вложила им в руки ключ к счастливому будущему. В чудной, старомодной манере благословения Джон Генри Филипс вручил Рафаэллу заботам Алекса Гейла. И это было для Алекса не тяжким бременем, а подарком, драгоценным сокровищем, которое Джон Генри любил и берег.
Глава 25
– Рафаэлла, девочка! – Не успев сойти с трапа самолета в Мадриде, она очутилась в объятиях матери. – Но что за чертовщина? Почему ты хотя бы не осталась в Париже на ночь? Когда твой отец сообщил, что ты прямиком едешь к нам, я решила, что он спятил.
Алехандра де Морнэ-Малль мягко пожурила дочь за синие круги под глазами, и Рафаэлла поняла по ее тону, что она не знает, по какой причине изменились ее планы. Было ясно, что отец ничего не сообщил маме ни о письме «мадам Вилард», ни об Алексе, ни о том, как она опозорила семью.
Рафаэлла устало улыбалась, тихо радуясь встрече с матерью, желая обрести под ее крылом убежище от отцовского гнева. Но вместо этого не ощущала ничего, кроме опустошенности, а в ушах все еще звучали слова отца: «Я не могу допустить, чтобы в моем доме оставалась шлюха, пусть даже на одну только ночь».
– Дорогая, у тебя усталый вид, ты хорошо себя чувствуешь?
Ослепительная красота Алехандры де Сантос-и-Квадраль, которой она славилась в юности, не померкла даже под натиском прошедших лет. Она все еще была яркой, интересной женщиной, вот только в зеленых глазах не видно было прежнего задорного огонька. Но она все еще была стройна, а черты лица не утратили своей прелести. Ее красота ничем не напоминала красоту Рафаэллы, чьи иссиня-черные волосы контрастировали с белоснежной кожей. В Алехандре не было ни глубины, ни утонченности, ни эмоциональности, которые были присущи Рафаэлле. Алехандра была элегантной женщиной с привлекательным лицом, добрым сердцем, хорошими манерами и происхождением, которое во многом облегчало ее жизнь.
– Все в порядке, мама. Я просто устала. И решила не задерживаться в Париже, потому что у меня мало времени.
– Мало времени? – Ее мать была разочарована. – Но почему, дорогая. Из-за Джона Генри?
Рафаэлла покачала головой, и они тронулись в сторону Мадрида.
– Я не люблю надолго оставлять его.
На следующий день они выехали в Санта-Эухению, и Алехандра снова обратила внимание на то, что с ее дочерью происходит что-то непонятное.
Накануне вечером Рафаэлла поспешила отправиться в постель, пообещав, что завтра-то уж будет в отличной форме. Но Алехандра почувствовала в ней какую-то внутреннюю решимость, почти протест, и это встревожило ее. А Рафаэлла не проронила ни слова за всю дорогу до Санта-Эухении. Алехандра не на шутку перепугалась и в тот же вечер позвонила мужу в Париж.
– В чем дело, Антуан? Девочка явно чем-то расстроена. Я ничего не могу понять, что-то с ней не так. Ты уверен, что с Джоном Генри ничего не случилось?
После восьми лет, что он провел в постели, было трудно предположить, что Рафаэлла так убивается из-за мужа. Алехандра с ужасом выслушала все, что рассказал ей Антуан, и тяжело вздохнула:
– Бедная девочка!
– Нет, Алехандра! Ее не за что жалеть. Она вела себя возмутительно, и очень скоро это выплывет наружу. Я уже так и вижу колонку скандальной хроники, а рядом – фотографию своей дочери, пляшущей на вечеринке с посторонним мужчиной! Как тебе это понравится?
Его слова показались Алехандре стариковским брюзжанием, и она тихо улыбнулась на своем конце провода.
– Все это так не похоже на Рафаэллу. Как ты думаешь, она действительно его любит?
– Сомневаюсь. Да это и не важно. Я изложил свою точку зрения предельно ясно. У нее нет выбора.
Алехандра автоматически кивнула и вдруг поежилась. Возможно, Антуан прав. Он вообще был прав почти всегда, как и ее родной брат.
Вечером она решилась заговорить об этом с Рафаэллой, которая часами бродила по фамильному парку. Парк был засажен пальмами, высокими темными кипарисами, в нем было множество цветов и фонтанов, скульптур и беседок в форме птиц, но Рафаэлла не замечала ничего вокруг, думая только об Алексе. У нее не выходили из головы мысли о письме Кэ Вилард и об угрозах и требованиях отца, которым она твердо решила не подчиняться. В конце концов, она взрослая женщина. Она живет в Сан-Франциско, у нее есть муж, и ее жизнь никого не касается. Но снова и снова перебирая в уме слова отца, она не могла игнорировать тот факт, что семья всегда оказывала на нее огромное давление.
– Рафаэлла!
Она так и подпрыгнула, услышав свое имя, и увидела рядом мать, одетую в белое платье и с длинной ниткой отборного жемчуга на шее.
– Прости, я испугала тебя!
Алехандра улыбнулась и взяла дочь за руку. У нее был богатый опыт по части наставления и вразумления других женщин: жизнь в Испании помогла ей этому научиться.
– О чем задумалась?
– Так… – медленно выговорила Рафаэлла, – собственно, ни о чем особенном… о Сан-Франциско… – Она улыбалась, но глаза ее оставались грустными и потухшими.
– О своем друге? – Рафаэлла остановилась как вкопанная, и мать обняла ее за плечи. – Не сердись. Я вчера говорила с твоим отцом. Я так беспокоилась… у тебя был уж очень несчастный вид. – Она не осуждала Рафаэллу, в ее голосе слышались забота и печаль. Она мягко подтолкнула Рафаэллу, и они пошли по извилистой дорожке. – Мне жаль, что все это с тобой случилось.
