было написано раскаяние, которое говорило само за себя.
– Ты была с ним, ведь так, Рафаэлла? Ведь так?
Он угрожающе повысил голос, и, будучи не в силах сопротивляться его натиску, она просто кивнула.
– Боже мой, да ведь ты же сама убила его! Ты понимаешь это? Ты знаешь, почему он выпил эти таблетки?
Отец смотрел на нее с ненавистью, но Рафаэлла покачала головой:
– Он ничего об этом не знал, папа. Я уверена в этом.
– Да откуда у тебя такая уверенность? Слуги наверняка все знали, они все ему рассказали.
– Они бы этого не сделали, да я и не думаю, что им что-то было известно.
Она подошла к окну. Теперь ей было все равно. Самые страшные слова были им произнесены. Отец знал всю правду. И ему нечего было больше добавить. Все теперь вышло наружу – ее измена, ее предательство, ее падение, из-за которых Джон Генри оборвал свою жизнь, пошел против воли Господа.
– Так, значит, ты лгала, что не виделась с ним?
– Нет, я говорила правду. – Она снова повернулась к нему. – Мы встретились пару недель назад, случайно.
– И ты тут же прыгнула к нему в постель.
– Папа… пожалуйста…
– Разве не так? Разве не это убило твоего мужа? Подумай об этом. И ты сможешь с этим жить?
Ее глаза наполнились слезами.
– Нет, не могу.
– Ты – убийца, Рафаэлла! – Каждое слово отца жалило ее, точно змея. – Убийца и шлюха. – И, поднявшись перед ней во весь рост, он продолжал: – Ты опозорила меня, и в моем сердце тебе больше нет места. Но ради спокойствия матери и моего я не позволю тебе опозорить нас еще раз. Я не знаю, какие у тебя намерения по отношению к твоему любовнику. Не сомневаюсь, что ты удрала бы к нему через минуту после того, как положишь Джона Генри в могилу. Но этому не бывать, моя милая! И не надейся! То, что ты собираешься делать потом, не мое дело. Ты уже справедливо замечала, что давно стала взрослой женщиной. Аморальной, низкой, но, несомненно, взрослой. Через год, по истечении траура, можешь снова предаваться грязному разврату. Но этот год ты будешь вести себя прилично! Ради меня, ради матери, в память о человеке, которого я искренне любил. После похорон ты с матерью вылетишь в Испанию. И проживешь там этот год. Я беру на себя все заботы о твоем имуществе, в любом случае это займет много времени. Через год ты сможешь вернуться и делать все, что тебе вздумается. Но один год, всего лишь один, ты обязана посвятить памяти человека, которого отправила на тот свет. Если бы тебя посадили за это в тюрьму, ты бы провела там остаток жизни. Но то, что ты совершила, и так будет преследовать тебя всю твою жизнь. – Он неторопливо дошел до двери и обернулся. – Будь готова вылететь в день похорон. Я не желаю к этому больше возвращаться. Год траура по человеку, которого ты толкнула на самоубийство, не такая уж большая цена за содеянное.
Рафаэлла смотрела, как он уходил, и по ее щекам катились слезы.
На следующий день утром ей позвонил Алекс. Они скрывали новости от газетчиков, но на третий день уже все газеты сообщили о случившемся. Джон Генри Филипс умер. После нескольких ударов. Он был прикован к постели и целых восемь лет был совершенно беспомощен. В статьях вскользь упоминалось о Рафаэлле, его второй жене, единственном близком человеке, который бессменно был рядом с ним все эти годы. Затем говорилось о корпорации, которую он создал, о фортуне, которая неизменно ему сопутствовала, о важных международных проблемах, которые он разрешил. Но все это не представляло интереса для Алекса. Он ошеломленно уставился в газету, которую купил на улице по дороге на работу.
Он остановился, несколько минут изучая статьи, и бегом вернулся домой, чтобы позвонить Рафаэлле. Он не мог понять, почему она не пришла к нему прошлой ночью, и боялся подумать, что она решила снова прервать их отношения, чувствуя вину за то, что они сделали. Но теперь его интересовало только одно – что она почувствовала, узнав, что Джон Генри умер, когда они занимались любовью. Это говорило ему гораздо больше, чем обширная газетная статья. В ней указывалось точное время смерти, и Алекс вычислил, что это произошло либо когда Рафаэллы не было дома, либо вскоре после ее возвращения. Он представил картину, которая открылась ей сразу после возвращения из его спальни, и внутренне содрогнулся, набирая номер. Она подошла к' телефону лишь через несколько минут после того, как ему ответил дворецкий. Ее голос звучал тихо и безжизненно. Но когда она услышала Алекса, Рафаэллу так и затрясло. Он был живым напоминанием о том, чем она занималась, когда ее муж глотал снотворное.
– Рафаэлла, – мягко произнес он, – я только что прочитал обо всем в газете. Мне очень жаль… – Последовала пауза. – У тебя все хорошо?
– Да, – медленно произнесла она. – Прости… я была занята, когда ты позвонил.
Они выбирали костюм для Джона Генри, и с лица ее отца не сходило выражение осуждения и скорби по ушедшему из жизни другу.
– Похороны завтра, – произнесла она холодно и мрачно, и Алекс с телефоном в руках сел прямо на ступеньки и закрыл глаза.
Все ясно. Она считала себя виноватой в смерти мужа. Алекс должен был с ней увидеться. Чтобы все обсудить. И взглянуть ей в глаза.
– Я увижу тебя после похорон, Рафаэлла? Хоть на минутку? Я только хочу знать, что у тебя все в порядке.
– Спасибо, Алекс. У меня все хорошо.
Она отвечала как автомат, и Алексу вдруг стало страшно. Похоже, она была не в себе, словно впала в какой-то транс.
– Так мы увидимся с тобой?
– Завтра я уезжаю в Испанию.
– Завтра? Но почему?
– Возвращаюсь к родителям. Отец считает, что я должна на время траура переселиться к ним.
Господи! Алекс помотал головой. Что случилось? Что они с ней сделали? Что они ей наговорили?
– И как долго продлится траур?
– Один год, – ответила она бесстрастным голосом.
Алекс остолбенел. Так она уезжает на целый год? Он снова теряет ее. Алекс знал это и понимал, что на этот раз, возможно, это к лучшему. Если она связывает смерть Джона Генри с их воссоединением, их отношения навсегда будут омрачены ее воспоминаниями. Он знал только, что ему необходимо с ней увидеться. Пусть на минуту, пусть на несколько секунд, но он должен был вернуть ее к реальности, напомнить, что он любит ее, что они не сделали ничего плохого и что не их любовь стала причиной смерти Джона Генри.
– Рафаэлла, мы должны увидеться.
– Я не думаю, что смогу.
Она через плечо посмотрела на отца, находившегося в соседней комнате.
– Но ты должна. – Алексу пришла в голову идея: – Встретимся на лестнице, где я впервые тебя увидел. Спустись вниз, я буду ждать тебя. Всего на пять минут, Рафаэлла… всего лишь, пожалуйста!
Он так умолял, что ей стало его жаль. Но она знала, что чувства в ней умерли. Она ничего не чувствовала ни по отношению к Алексу, ни к Джону Генри, ни даже к себе самой. Она стала убийцей. Исчадием ада. Но Алекс-то не был виноват в смерти Джона Генри. Его было не за что наказывать.
– Зачем ты хочешь меня видеть?
– Чтобы поговорить.
– А если кто-нибудь нас увидит?
Впрочем, даже если и так, что с того? Самый тяжкий грех в своей жизни она уже совершила. Отец все знал о ее связи с Алексом, и она была вместе с ним, когда Джон Генри покончил с собой. Почему бы им и не встретиться, если Алексу это принесет облегчение? Завтра она уезжает в Испанию.
– Никто нас не увидит. И я не задержусь дольше чем на несколько минут. Ты придешь?
– Да.
