началась тревога. – Питер усмехнулся: – А теперь-то уж я точно могу сказать, что день прожит не зря.
Между тем начинался новый день. Было почти пять часов утра, и оба понимали, что уже давно должны были вернуться в отель. После этого они проговорили еще полчаса и лишь в полшестого неохотно поднялись из-за столика и отправились искать такси. Взявшись за руки, словно подростки на первом свидании, они брели по Монмартру: она – в своем спортивном джемпере, он – в рубашке с короткими рукавами. Им было удивительно хорошо друг с другом.
– Как странно иногда складывается жизнь, правда? – сказала Оливия, и счастье играло у нее в глазах, когда она посмотрела на него, думая об Агате Кристи и спрашивая себя, совершала ли та подобные или даже еще более смелые поступки во время своего исчезновения. После своего возвращения знаменитая писательница не дала никаких объяснений. – Ты думаешь, что совершенно одинок, а потом вдруг из тумана неожиданно выходит кто-то, и одиночеству приходит конец.
Она никогда даже и не мечтала о том, чтобы встретить такого человека, как Питер. А он, в свою очередь, чувствовал, как она нуждается в понимании и тоскует по простой человеческой дружбе.
– Как хорошо будет вспоминать это в трудные моменты! Никогда не знаешь, что ждет тебя за углом, – сказал Питер, улыбаясь ей.
Я больше всего боюсь, что за углом окажутся президентские выборы или, хуже того, еще одна пуля маньяка. – Это была ее самая тайная мысль, связанная с мрачными воспоминаниями об убийстве ее деверя. Было ясно, что в свое время она очень любила Энди Тэтчера, а теперь ее чрезвычайно угнетало то, что жизнь так жестоко обошлась с ними, заставив их испытать столько ужасных потрясений. В какой-то степени Питеру было жалко их обоих, но особенно Оливию. Он никогда не видел, чтобы кто-нибудь игнорировал другого человека так, как Энди Тэтчер игнорировал свою жену. Он был совершенно равнодушен к ней, как будто ее вообще не существовало. И еще он, казалось, заражал этим безразличием своих помощников. Может быть, она и на самом деле была для них всего лишь украшением.
– А вы? – спросила она Питера, вспомнив все, что он ей рассказал. – Что будет, если в ходе тестирования выяснится, что ваш продукт не оправдал себя? Что с вами сделают в Нью-Йорке?
– Повесят за ноги и освежуют, – мрачно усмехнулся Питер, а потом снова посерьезнел: – Да, мне будет нелегко. Мой тесть собирается в этом году оставить свой пост – отчасти из-за того, что он мне очень доверяет, – но я не думаю, что он сделает это, если мы вынуждены будем отказаться от разработки этого препарата. Будет тяжело, но я знаю, что должен это выдержать.
Он не договаривал, что больше всего ему хотелось спасти людей, которые умирали той же смертью, что его мать и сестра много лет назад. И именно это, а не прибыль и не реакция Фрэнка Донована было для Питера самым важным. А теперь они могли потерять все. Его убивала одна мысль об этом.
– Хотела бы я иметь вашу смелость, – печально произнесла Оливия, и выражение ее глаз было таким же, как в день их первой встречи, – это была скорбь, которой не было предела.
– Нельзя убежать от того, что вы должны пережить, Оливия.
– А что, если ваше выживание будет зависеть от того, сможете ли вы убежать? – спросила она, серьезно глядя на него, и Питер положил ей руку на плечо.
– Вы должны все как следует взвесить, прежде чем пойти на такое, – столь же серьезно ответил он, изо всех сил желая ей помочь. Она явно отчаянно нуждалась в друге, и Питеру очень хотелось бы стать ей другом больше, чем на несколько часов. Но он прекрасно сознавал, что, как только они расстанутся у отеля, он никогда не сможет позвонить ей, не говоря уже о том, чтобы увидеть ее.
– Я думаю, что уже все взвесила, – тихо произнесла она. – Но я еще не готова.
Это было болезненно честное заявление. Но она должна была принять решение.
– И куда вы направитесь? – спросил Питер, останавливая такси. Он решил ехать в отель окружным путем, через рю Кастильоне, потому что никто не знал, вошли ли люди внутрь или они все еще ожидают на площади.
Для Оливии последний вопрос ее спутника оказался на удивление простым. Она знала место, где ей всегда будет хорошо.
– Много лет назад я в течение года училась в колледже рядом с небольшой рыбацкой деревушкой на юге Франции. Я обнаружила ее в первый же свой приезд, а потом неоднократно уезжала туда на выходные. Там нет никакой роскоши, там все очень просто, но это именно то место, где я всегда чувствую себя собой. После того как умер Алекс, я провела там целую неделю, но страх быть обнаруженной журналистами заставил меня уехать оттуда. Я бы очень не хотела терять эту возможность. Если бы можно было туда сбежать и некоторое время пожить там – может быть, осуществить свою давнюю мечту и написать книгу! Это – волшебное место, Питер. И мне хочется вам его показать.
– Может быть, когда-нибудь это и произойдет, – откликнулся он, обнимая ее за плечи жестом друга. Питер и не пытался как-то приблизить ее к себе или поцеловать. Конечно, он не отказался бы от этого, но из уважения к Оливии и своей жене он запретил себе даже думать об этом. В какой-то степени Оливия была для него фантазией, и он прекрасно понимал, что даже этот ночной разговор станет для него событием, которое он будет носить в себе в течение долгого времени. У него было такое ощущение, как будто это кино. – И как называется это место? – спросил он, и Оливия с улыбкой сказала ему название, словно даря свою величайшую тайну, свой секретный пароль.
– Ла-Фавьер. Это на юге Франции, недалеко от Ка-Бена. Съездите туда, если почувствуете в этом необходимость. Это самое лучшее, что я могу дать кому бы то ни было, – прошептала она, откидывая голову ему на плечо.
Они провели так остаток пути, и Питер без всяких слов понимал, что именно это ей сейчас и нужно. Ему хотелось сказать Оливии, что он всегда будет ее другом, что в любой момент придет ей на помощь, если она будет в нем нуждаться, что она всегда может позвонить ему, но у него не хватало на это смелости, и вместо этого он просто нежно обнимал ее. В какой-то момент его вдруг охватило что-то вроде безумия, и он чуть было не сказал ей, что любит ее. Интересно, когда она в последний раз слышала эти слова? Когда с ней в последний раз обращались с такой же заботой и интересом, какие проявлял сейчас Питер?
– Вы счастливый человек, – тихо произнесла Оливия, когда такси остановилось на рю Кастильоне, в квартале пути от Вандомской площади.
– Почему вы так думаете? – удивленно спросил Питер. Конечно, это было счастье, что он провел с ней почти всю ночь, выслушав ее исповедь и раскрыв свою душу.
– Потому что вы довольны своей жизнью, вы верите в то, что вы сделали, и не сомневаетесь в том, что
