двойная потеря: так мы лишились бы не только его, но и друг друга.
На самом деле это уже произошло, подумали оба.
– Ты справишься в мое отсутствие? – спросил он. Впервые Билл чувствовал себя виноватым. До этого он убеждал себя, что поступает разумно, бросая ее одну. В конце концов, в Лондоне его ждет не что-нибудь, а работа. Но в действительности он испытывал облегчение от возможности расстаться, а сейчас это стремление казалось неразумным, даже глупым, но он не собирался ничего менять.
– Справлюсь, – ответила она, больше заботясь о своем достоинстве, чем об истине.
Разве у нее есть выбор? Для него не имеет значения, что она будет сидеть дома и лить слезы. Что она вообще этого не перенесет. Она может выдержать и не такое. Мэри Стюарт уже успела привыкнуть к одиночеству. По сути, Билл бросил ее, как только не стало Тодда, по крайней мере душой. Теперь за душой собирался последовать и он сам. Она уже провела в одиночестве год, так что еще два месяца мало что добавят...
– Если у тебя возникнут трудности, не стесняйся мне звонить. Может, побудешь какое-то время с Алисой в Европе?..
Она ощутила себя престарелой тетушкой, которую мечтают сбагрить родне или отправить в долгий круиз. Мэри Стюарт знала, что будет лучше себя чувствовать дома: в Европе, таскаясь по отелям, совсем зачахнет.
– Алиса едет в Италию с друзьями. У нее собственные планы...
Как и у него. У всех свои планы. Даже Таня едет в Вайоминг с детьми Тони. Всем есть чем заняться, кроме нее. Ей предстояло ограничиться короткой поездкой с Алисой, он полагал, что остальную часть лета она проведет в пассивном ожидании. Поразительная самонадеянность! Впрочем, она больше этому не удивлялась, понимая, во что превратилась их жизнь.
Они поели без аппетита, обсудили то, что ей следовало знать: финансы, страховую выплату, которую он ожидал, почту, которую он просил ему пересылать. Ей полагалось оплачивать счета и продолжать вести хозяйство. В Лондоне во время процесса у него будет слишком мало свободного времени. Закончив разговор, он вернулся в спальню, чтобы дособирать бумаги. Когда в спальню пришла она, он принимал душ. Вышел из ванной в халате, с мокрыми волосами. От него пахло мылом и лосьоном после бритья. Посмотрев на него, она вздрогнула.
Теперь, перед самым отъездом, Билл вроде бы немного оттаял. Но в чем причина: то ли ему жаль уезжать, и это делает их чуть более близкими, то ли, напротив, он так воодушевлен, что отбросил осторожность.
Улегшись, он не придвинулся к ней, но даже так, на расстоянии, она чувствовала, что он меньше напряжен. Она многое могла бы ему сказать, но чувствовала, что, несмотря на небольшое потепление, холодная война продолжается: он по-прежнему не готов к разговору по душам, не готов услышать, что она думает об их браке. Эти дни она прожила с чувством полной безнадежности, в глубоком одиночестве. Она ощущала себя ограбленной до нитки. У нее отняли сына, который, по существу, обокрав сам себя, лишил будущего и их. Казалось, он ушел в небытие не один, а отправил туда же и своих родителей. Ей очень хотелось сказать об этом мужу, но, зная, что в предстоящие два месяца им почти не суждено видеться, полагала, что сейчас не время: Билл не готов к такому разговору. Пока она лежала на своей половине супружеской постели, думая о нем, супруг уснул, ни слова не сказав, даже не обняв ее. Все, что мог, он сказал раньше, на кухне.
Утром он заторопился. Позвонил па работу, закрыл чемоданы, принял душ, побрился, наскоро позавтракал, почти не заглянув в газету. Она подала ему омлет, хлопья и его традиционный тост из пшеничной муки. Мэри Стюарт предстала перед ним в черных брюках и тенниске в черную и белую полоску, похожая, как всегда, на женщину с рекламной фотографии.
– У тебя сегодня встречи? – осведомился он, глядя на нее поверх газеты.
– Нет, – тихо ответила она. От тоски у нее крутило живот.
– Ты уже оделась. Собираешься куда-то на ленч?
Странно, почему его это занимает, раз он уезжает на целых два месяца. Какая ему теперь разница, чем она займется?
– Не хочется везти тебя в аэропорт в джинсах.
Он изумленно приподнял брови:
– Я не думай просить тебя об этом. В десять тридцать за мной придет лимузин. Заодно подвезу миссис Андерсон. В машине уже будут она и Боб Миллер. По дороге в аэропорт мы собирались поработать.
Роботы, а не люди! Не выносят, когда пропадает зря даже секунда. Или это только отговорка, чтобы побыстрее от нее улизнуть?
– Если не хочешь, я не поеду, – спокойно сказала она.
Он снова взялся за газету.
– Вряд ли в этом есть необходимость. Проще попрощаться дома.
Проще и не так обременительно. Боже, неужели тут можно надеяться, что муж ее любит! Или она к нему несправедлива? Накануне вечером в этой самой кухне он снова стал ненадолго человеком. Стена, воздвигнутая им, начала было разрушаться, теперь
– Уверен, у тебя сегодня найдутся более приятные занятия. В это время года в самом аэропорту и на пути туда не протолкнуться. На обратный путь у тебя ушло бы несколько часов. – Он улыбнулся ей, но в его улыбке не было тепла. Так улыбаются совершенно чужим людям.
Она кивнула и ничего не сказана. Когда он встал, она убрала тарелки в раковину и постаралась взять себя в руки, чтобы не расплакаться. Было так странно смотреть, как он уходит... Он вызвал лифт и вынес из двери свои вещи. В легком сером костюме Билл выглядел красавчиком. Как они условились, в аэропорт она не поехала, а осталась у двери и наблюдая, как лифтер забирает чемоданы и деликатно скрывается в кабине, давая им возможность проститься.
– Я позвоню, – пообещал Билл и снова стал похож на мальчишку.
