ужасного случая, который сделал ее вдовой?
Медленно поправляясь после очередного приступа лихорадки, Джон, бледный и изможденный, лежал в постели. Рядом с ним находился его врач, который готовился к кровопусканию. Элейн время от времени передергивало, когда она наблюдала, как в руках лекаря сверкают всякие ножи.
– Вам сейчас лучше, милорд? – С тех пор как они прибыли в Фозерингей после двух месяцев, проведенных в Лондоне, ее муж потерял недавнюю крепость духа и здоровье, почувствовав себя плохо. Постепенно Элейн взвалила на себя весь тягостный груз его обязанностей и, к своему удивлению, обнаружила, что все это начинает ей нравиться. Ей было приятно видеть, что слуги, несмотря на ее молодость и неопытность, подчинялись ей и принимали ее решения, хотя они были сведущи в подобных делах и безукоризненно выполняли свою работу. Их подчинение, в свою очередь, придавало ей еще больше уверенности.
– Я получил письмо от дяди. – Джон негромко покашлял. – Кажется, он тоже болен. С тех пор как он вернулся из Франции, он несколько недомогает. Он хочет, чтобы мы навестили его в Честере.
– А когда мы отправимся? – Элейн почувствовала внезапный прилив бодрости.
– Как только я почувствую себя достаточно окрепшим, мы уедем. – Он нахмурился, когда врач положил на кровать полотенце и сел рядом с ним. Довольно легко и быстро он вскрыл вену, и кровь хлынула в серебряный таз. Элейн постаралась подавить тот ужас, который она испытывала, наблюдая подобные процедуры. Несмотря на то, что врачи со знанием дела утверждали, что избыточное количество крови в жилах ее мужа нарушает равновесие внутренних жидкостей, что и приводит к частым приступам лихорадки и хронического кашля, Элейн никак не могла поверить, что после такого обильного кровопускания слабый и бледный Джон почувствует себя лучше.
Когда процедура была закончена и рана закрыта, Элейн заняла место доктора на кровати больного.
– Может быть, мы сможем заехать в Абери. Ронвен сможет помочь тебе. Правда, сможет, – осторожно сказала она.
Джон с уважением посмотрел на нее. За время его поездки его жена еще подросла, превратилась в настоящую красавицу.
– Она же целительница, – продолжала Элейн, словно упрекая мужа за наступившее молчание.
– Я подумаю об этом. – Джон нахмурился и постарался расслабить на кровати свое ноющее от боли тело. – Через несколько дней приезжают Изабель и Роберт. Они направляются из Эссекса в Шотландию. – Очень ловко сменил он тему разговора. – Я получил их письмо сегодня утром. Но если я не буду достаточно здоров, тебе придется заняться их приемом вместо меня. Ты сможешь сделать распоряжения прислуге?
Она спокойно кивнула в знак согласия. Она больше не впадала в панику при мысли, что ей самой придется принимать гостей, – это неизбежно накладывало дополнительные обязанности на каждого обитателя замка. Но все ее тягостные мысли испарялись, когда она предвкушала встречу со своей кузиной и племянником, когда она вспоминала, что снова будут звучать музыка, смех, что вечерами будет очень весело, а днем они будут выезжать на охоту. Она обожала подобные мероприятия.
Вечером перед приездом гостей Элейн обошла замок и лично проверила, все ли готово. Она не догадывалась, что слуги ее мужа буквально боготворят ее, поэтому со знающим видом спокойно обошла все помещения и проверила каждую мелочь. Затем она решила, что и без ее участия к приему подготовились бы как нельзя лучше. Прислуга знала, как лучше все устроить. Они знали также, что без твердой руки их молодой хозяйки они бы мало-помалу стали ленивыми и небрежными, даже сам управляющий с трудом мог бы добиться, чтобы все было приготовлено как следует и в нужный срок.
Со свечой в руках Элейн неуверенно остановилась перед входом в часовню. Ей вовсе не нужно было заходить туда, но что-то побудило ее приоткрыть дверь. Часовня освещалась только одной лампой, горевшей в алтаре. Элейн направилась к алтарю. Она была здесь, эта женщина, обитавшая в замке Фозерингей: темный призрак в покровах сплошной черноты. Она была несчастна, и несчастье ее было почти осязаемым. Внезапно Элейн осенило: она связана с этой женщиной узами крови. Она нахмурилась и попыталась поймать ее руку, но тень исчезла. Часовня была пуста.
Она завершила обход замка и вернулась в комнаты мужа. Джон, переодетый в свободную рубашку и укрытый теплым шерстяным одеялом, лежал в постели. Снаружи дул первый сильный осенний ветер; он рвал листья на деревьях, завывал в трубах замка и разгонял холодные сквозняки по всем коридорам.
В комнате находился и слуга, варивший на огне глинтвейн; он стоял на коленях и помешивал угли.
– Все ли готово? – Джон поднял глаза на Элейн, пока та, одетая в теплый плащ, подбитый беличьим мехом, прикрывала за собой дверь и через всю комнату шла к его постели.
Элейн молча кивнула и постаралась прогнать то мрачное настроение, которое нахлынуло на нее после неожиданного визита в часовню.
– Повара работали весь день, готовясь к пиру. Думаю, Изабель понравится тот прием, который ее ожидает. – Она сбросила туфли и села на кровать, подогнув колени и прикрыв ноги юбками. – Ужасная ночь. Надеюсь, к завтрашнему утру погода улучшится, иначе они не приедут.
– Они приедут. – Джон откинулся назад и влюбленно оглядел жену. За последние несколько месяцев лицо ее утратило все детские черты. Сейчас он смотрел на ее высокие скулы, мягкий разлет бровей, скрытых вуалью, которая лежала на ее волосах. Его взгляд спустился от ее изящной шеи к лифу платья, туда, где, озаряемая светом свечи, горящей возле его постели, колыхалась ее грудь, скрытая тканью ее платья. Он почувствовал внезапный прилив желания, но, немного испугавшись этого, сумел подавить его. Она ведь была еще ребенком. Хотя нет. Он потихоньку пересчитал на пальцах: ей было четырнадцать лет, и она была уже женщиной.
– Хочешь вина? – Она наклонилась к нему и слегка коснулась ладонью его руки; он ощутил запах свежести, исходящий от ее кожи.
Джон открыл глаза и утвердительно кивнул. Элейн подозвала слугу, который в ожидании уже приготовил вино.
– Если ты устал, можешь идти спать. – Властно, как взрослая, она отпустила всех слуг, и они остались одни; в руках у них дымились бокалы горячего, остро пахнущего вина.
– Не сейчас. – Он наклонился вперед и пальцем коснулся ее щеки. – Сними вуаль, Элейн, я хочу увидеть твои волосы. – Он никогда не видел ее иначе как опрятно одетой, и ее волосы были всегда укрыты вуалью или шапочкой, которую она носила. Больше не было диких скачек, и волосы не развевались по ветру. А когда она ездила верхом, его не оказывалось рядом.
Она улыбнулась и отставила бокал. Затем отстегнула шелковую вуаль и сбросила ее со своих кос.
– Распусти волосы. – Он наклонился вперед, ощущая, как между ними возникает странное напряжение.
Не отводя от него глаз, она медленно распустила волосы и неторопливыми движениями пальцев начала расправлять их, позволяя им спадать на плечи. Закончив, она села и не сводила с него своих глаз, не зная о том странном блеске, который они таили. Джон протянул руку и взял в ладонь горсть ее волос, а потом нежно притянул ее к себе.
– Моя любимая Элейн, – прошептал он. Внезапно раздался громкий звук, как будто протрубили в горн; это жутко завыл за окном ветер, и Джон замер. На другом конце комнаты с железной подставки для дров в камине соскользнуло полено и упало прямо в очаг, взметнув целый сноп искр. Элейн отпрянула, настроение было упущено.
– Элейн, подойди сюда. – В голосе Джона звучал некий приказ, требующий повиновения. Прежде она не слышала от него ничего подобного. Но она уже была во власти огня, который притягивал ее, и безвольно шла к камину.
– Сейчас, милорд, я кое-что должна сделать. – Она исчезла, и ему оставалось только наблюдать, как она подбежала к камину и бросила в него еще одно полено. При свете огня волосы ее отливали яркой медью и колыхались, точно занавеси, скрывая ее лицо.
– Элейн!
– Я что-то вижу, милорд. Вы слышали сигнал дозорных? Это гонцы. – Не мигая, она смотрела вниз, на языки пламени.
