Шотландии, иначе бы я обязательно посетил вас, чтобы засвидетельствовать свое почтение!
Элейн отступила в сторону.
– Я была здесь с визитом у моей тетушки, милорд, и в мои намерения не входило видеться с кем-либо, кроме нее и короля, моего дяди. Прошу прощения, я должна идти.
– Тогда позвольте мне проводить вас. – Лорд Файф повернулся к Александру и поклонился. – Сир, могу ли я сопроводить вашу очаровательную племянницу хотя бы до границы? Мои дела здесь завершены, и я почел бы за честь…
Элейн умоляюще посмотрела на Александра и сказала, обращаясь к графу:
– Благодарю, милорд, но в этом, право, нет необходимости. Я должна торопиться…
Александр ухмыльнулся.
– Вы в самом деле уверены, леди Честер, что вам не требуется эскорт? Лорд Файф тоже может ехать очень быстро, особенно когда хочет…
– Нет, ваша милость. Благодарю вас, но – нет! – Элейн вдруг поняла, что Александр смеется над ней.
Король перестал улыбаться. В его присутствии Элейн всегда старалась скрыть свои чувства за строгими рамками официальных приличий, но сейчас Александр ясно увидел ту ярость и холодную ненависть, которую Элейн не смогла скрыть, глядя на Малкольма Файфа; он увидел это так же ясно, как и тот страстный порыв, что угадывался в глазах Элейн, когда они были обращены на него. Король был заинтригован этой милой племянницей своей жены. Она была гораздо привлекательнее всех, кого он видел в своем окружении, и это было главной причиной того, что он так поспешно покинул Кингхорн. Элейн была опасна, как запретный плод. Жена его ближайшего наследника, дочь союзника, племянница врага, она была столь близка к нему, что даже мысли о ней можно было счесть кровосмешением…
Александр обернулся к графу, смерил его ледяным взглядом и произнес сухо:
– В таком случае я не буду испытывать угрызений совести, если попрошу лорда Файфа остаться здесь. Я нуждаюсь в его услугах, в отличие от вас, леди Честер. – Он подчеркнуто официально поклонился ей. – Счастливого пути, племянница, и да пребудет с тобой Господь!
Джоанна уже несколько месяцев не покидала постели. Силы ее постепенно таяли.
Элейн приехала поздним вечером, измученная и замерзшая. Последнюю часть пути они ехали уже при свете факелов, и с каждой милей Элейн все сильнее охватывала боязнь, что она опоздает.
Но Джоанне в этот день было немного лучше, и она даже нашла в себе силы поговорить с младшей дочерью. Пробыв с матерью несколько дней, Элейн снова отправилась в путь, на этот раз вместе с Джоном. Она передала послания Александра его сестрам, несколько раз ей случалось видеться с королем Генрихом, когда его двор выезжал из Вестминстера в Виндзор или Нортгемптон. В Ноттингеме их застало письмо, сообщившее о новом приступе болезни Джоанны, и Элейн с Джоном снова поспешили в Абер.
Там собрались все шестеро детей Джоанны – Даффид, как всегда, вместе с Изабеллой, Маргарет, Гвенлиан, Гвладус, Ангхарад и Элейн. По всему было видно, что дни Джоанны сочтены.
Ронвен сидела за столом, уставшими пальцами пересчитывая свечи. Их явно не хватало. Ронвен была уверена, что в ящике еще оставалась целая сотня, которой хватило бы на два дня, дни стояли короткие и сумрачные. Но свечей оказалось вполовину меньше. Посмотрев, как мальчишка собирает из подсвечников огарки и складывает их в кожаную сумку, Ронвен задумалась. Огарки были законной добычей прислуги, но вот воровать свечи! Злоумышленника следовало найти. Закрыв ящик, Ронвен стала искать ключ, чтобы запереть его, но не нашла.
– Нет порядка в доме, – вздохнула она, – даже за слугами некому посмотреть! – Сенена вместе с Граффидом была в Криссете, а что касается Изабеллы, – Ронвен опять вздохнула, – то она так и осталась ребенком, которого муж то баловал, то наказывал, а слуги не любили.
Ключ она, в конце концов, нашла там, где он провалялся, наверное, не один месяц – среди всякого хлама под сундуком. «Надо будет напомнить Элейн, – сказала себе Ронвен, – чтобы дала нагоняй прислуге».
Странно, но именно Элейн, самая младшая из всех, сохранила присутствие духа в ожидании кончины матери. Впрочем, Ронвен знала причину: мысли Элейн были далеко от дома, там, где они были все последние полтора года. В Шотландии.
Последняя поездка в Кингхорн сказала Ронвен все, что та хотела знать. Оставаясь в тени, Ронвен видела и слышала почти все.
Джоанна скончалась в День свечей [9]. У ее одра находились муж и все дети; Ливелин со слезами на глазах держал Джоанну за руку. Она слабо улыбалась, когда дети по очереди подходили и целовали ее. Она была слишком слаба, чтобы двигаться или говорить, но глаза ее прощали и благословляли всех. Прислуга стояла поодаль, преклонив колена в молитве. Конец наступил так тихо, что Ливелин не сразу почувствовал, что рука жены больше не держит его и что Джоанна оставила их.
Похороны были пышными. Кроме Ливелина и дочерей тело Джоанны сопровождали прибывшие зятья и все слуги покойной. В Ланфаэсе гроб простоял ночь в часовне, а церемонию погребения провел сам епископ Хью из аббатства Святого Асафа.
Ронвен не была ни на заупокойной мессе, ни на похоронах. Она одиноко сидела на террасе, ожидая, пока родственники вернутся. Наступали сумерки, но свечи она не зажигала. Глядя на низкое темное небо, тяжелые облака и аспидно-черную гладь воды, Ронвен ощущала, как воздух вокруг нее тоже наливается тяжестью, наполняется гневом и упреками: Эинион снова был рядом.
Ронвен чувствовала его присутствие всякий раз, как приезжала с Элейн в Гвинед. Элейн тоже чувствовала, но не хотела признавать это. Она не пускала Эиниона в свою душу, сжимая в руке распятие и читая молитву. Элейн не позволяла ему передать ей свое послание. И с каждым разом попытки Эиниона достучаться до сердца Элейн становились все отчаяннее и безнадежнее. Ронвен же мучилась оттого, что не могла помочь ни одному, ни другой.
План окончательно созрел в ее голове в тот момент, когда похоронная процессия возвращалась в замок. Вскоре должна была начаться поминальная трапеза, вокруг будет полно народа, и она сможет без труда увлечь Элейн за собой. Момент был выбран как нельзя более удачно: они были в том месте, где покоился старый провидец. Элейн слишком измучена для того, чтобы спорить с Ронвен, поэтому ее легко можно было отвести к Эиниону и сделать то, что должно быть сделано. Только тогда ее совесть будет чиста!
Как только Элейн появилась в зале, Ронвен схватила ее за руку и горячо зашептала:
– Скорее! Пока ты не сняла плащ, пойдем! Нам нужно сделать кое-что, это ненадолго. Лошади уже ждут. Никто не заметит, что тебя нет, и мы скоро вернемся. Мы должны побывать на могиле Эиниона, ты должна сделать это! Остаток вечера, всю оставшуюся жизнь ты можешь оплакивать свою мать, но завтра ты уедешь и, может быть, никогда не вернешься сюда, поэтому ты должна пойти со мной.
Элейн была слишком утомлена, поэтому сил у нее хватило только на то, чтобы отрицательно покачать головой. Она тяжело опустилась на кровать и стала снимать перчатки.
– Не говори глупостей, Ронвен. Я никуда отсюда не уеду. И я говорила тебе много раз: я не хочу идти на могилу к Эиниону.
Ронвен наклонилась к Элейн и спросила:
– А тебе никогда не было интересно, милая, что он так сильно хочет сказать тебе? – Свистящим шепотом она продолжала: – Твоя судьба – в Шотландии! Ты до сих пор не родила лорду Честеру ребенка. Почему? – Она склонилась еще ниже. – Вдруг Эинион ответит тебе? Вдруг он хочет сказать тебе что-то про шотландского короля? – Глаза Ронвен торжествующе заблестели: она увидела, как Элейн слегка покраснела при упоминании Александра.
– Что ты имеешь в виду?
