– Да. – Элейн искренне улыбнулась. – Нам пришла весть.
– Это невозможно. В замок невозможно ни войти, ни выйти. Он заперт со всех сторон.
Он зачем-то прикоснулся к пустым ножнам на поясе; по традиции парламентер приходил без оружия.
Ни Найджел, ни Элейн ничего не сказили, но они выглядели очень спокойно и уверенно.
– Очень хорошо. Я вижу, вы не хотите слущать доводов разума. Значит, вы поплатитесь жизнью.
Он галантно поклонился сначала Элейн, потом Найджелу и повернулся на каблуках. Он медленно шел по залу, его глаза шныряли по лицам собравшихся мужчин и женщин: крестьяне, фермеры, слуги, стражники, отдыхающие между дежурствами. Возможно, он проглядел. Нужного ему человека не было видно. Но наконец он увидел его. Тот стоял у стены, – кожаный фартук в пятнах, во рту – соломинка.
Сэр Джон остановился и прямо посмотрел ему в глаза. Затем он повернулся и обратился ко всем:
– Тот, кто спалит замок дотла и предаст его королю Эдварду, получит взамен жизнь, для себя и своей семьи, и мешок золота, такой огромный, что не сможет унести его в руках! – Его звонкий голос разносился по всему залу.
Найджел прокричал ему в ответ:
– В этом замке нет человека, кто возьмется за это, сэр Джон. Поберегите глотку, друг мой. Отправляйтесь к себе в лагерь и сидите там на своем золоте.
Сэр Джон молча поклонился и вышел.
– Неужели он думает, что кто-то из наших людей может предать нас? Дурак! – Элейн стиснула губы от гнева.
– Он в отчаянии. Эдварду придется не по душе известие, что он проиграл, особенно новость о надвигающемся прибытии армии Роберта.
Найджел умолк.
– Я полагаю… да нет, нет… Конечно, нет никаких сомнений. Он уже в дороге.
Элейн безмятежно улыбнулась ему.
– Безусловно. Верь мне.
Хол Осборн стоял у входа в кузницу. Горнило погасло. Его маленький сын играл на полу. Старший, Нед, был уже вполне взрослый и мог раздувать мехи. Если замок падет, всех мужчин убьют. Неда могут убить. Он уже достаточно большой, годится для мужской работы. Он уже достаточно взрослый, чтобы управляться с катапультой; возможно, он уже достаточно взрослый и для того, чтобы умереть как мужчина. Он угрюмо смотрел на Найджела, разговаривающего около пекарни с одним из стражников. Если бы не Брюс, он мог бы уехать из замка вместе с отрядом королевы. А если бы не норовистая лошадь графини, его бы нога была в порядке. И он мог бы уйти и спастись. Это из-за нее он остался, и из-за нее он погибнет, если замок падет. И при чем тут какая-то верность? Он сложил руки, и его взгляд упал на играющих детей. Есть ли хоть шанс, что осаду снимут? Никакого. Он подумал о золоте.
Элейн почти закончила переодеваться на ночь, когда Беток провела в ее спальню Найджела. Она налила им глинтвейна и оставила наедине. Безо всякого вступления он спросил:
– Вы можете вызывать видения по своей воле?
Невольная дрожь пробежала по ее телу.
– Вы можете сделать это сейчас?
– Может быть, но мне понадобится огонь. – Она долго не отвечала.
– Огонь? – Он посмотрел на единственную свечу на столе перед ним.
– Огонь. Я вижу картины в пламени, в тлеющих углях. Можно кое-чем побрызгать или добавить трав. Что ты хочешь знать?
– Мне надо знать, сколько еще нам ждать. У меня плохое предчувствие. Что-то здесь не так.
– В замке?
– Не знаю. Я беспокоюсь: а если они не придут? А если ваш сон был только сном? – Он потер щеку. – А что, если Кирсти и другим не удастся… А если Роберт решил идти в Ирландию? Если мы остались одни?
– Ты можешь предполагать все, что угодно. Мы все видим и просто сны, и кошмары. – Она сделала глоток. – Ты проверил караулы?
Он кивнул.
– Они меняются, когда звонит колокол часовни.
Он перестал мерить шагами комнату.
– А если я прикажу развести небольшой огонь – мы можем сказать, что вам надо погреть косточки… Может быть, вы сделаете мне такое одолжение?
– Конечно. Но я ничего не обещаю. Я спущусь в кладовку за травами. – Она села, опираясь на трость.
– Что это? – Он смотрел на нее с тревогой.
– Мне показалось, что я что-то слышал. Рог…
Он стоял, прислонившись к окну, впившись взглядом в долину. В комнате стояла напряженная тишина. Он повернулся к ней, на лице его было явное разочарование.
– Я ничего не вижу.
– Он придет, – твердо сказала Элейн.
Высоко держа свечу над головой, она осмотрела кладовку. На нее нахлынули воспоминания: столько смертей она пережила – Дональд, Гратни, Уильям, Элизабет, Мюриэль, столько вылечила болезней – детский насморк и кашель, переломы, боль в ушах, бесчисленные раны. Воздух был пронизан запахом разных трав, их пучки свисали с балок. Сняв с крюка под верстаком маленький льняной мешочек, она проворно переходила от банки к банке, выбирая необходимое. Затем она задула свечу.
Как и каждый вечер, она остановилась у детской пожелать внукам спокойной ночи. Они спали вместе, выкупанные, в чистых рубашечках, две головки темнели рядом на подушке. Элейн посмотрела на них, с трудом наклонилась и поцеловала по очереди каждого:
– Храни вас Пресвятая Дева.
Она с силой сжимала рукоять трости, ее глаза наполнились слезами.
В замке стояла тишина. Часовые на стенах пристально вглядывались в темноту. В кузнице Хол Осборн прислонился к стене, пожевывая колосок ячменя. Его ноги нестерпимо болели. В глубине помещения, служившего ему и домом, и рабочим местом, на соломенных тюфяках спали его жена и двое детей. Она была из местных, с фермы неподалеку от деревни. Когда-нибудь ферма перешла бы к нему, а потом к его сыновьям. Грудь его распирало от нахлынувшей нежности, он прислушался к дыханию посапывающего во сне младшего сына. Если замок захватят, его дети могут погибнуть, и жена его тоже погибнет, а перед этим над ней надругаются не раз и не два.
Если.
Он стоял в молчании. Парламентер Эдварда сделал недвусмысленное предложение… Того, кто сдаст замок Килдрамми англичанам, ждут безопасность и деньги.
Он бесшумно пересек двор, чувствуя, как дует ледяной ветер с гор. Кузнец направлялся к пекарне, где уже разогревались печи. В ней была только одна женщина, она сонно ворошила дрова в очаге. Позади нее на столе лежали разделанные ячменные лепешки, прикрытые льняными салфетками.
– Если ты завтракать, то рановато, – дружелюбно обратилась она к кузнецу. Ее руки были в муке, на фартуке виднелись полосы сажи. Он разглядывал ее, задумавшись, что случилось бы с ней… Она была добрая душа, четверо детишек крутились вокруг нее во дворе, когда она не работала в пекарне. Он вспомнил ее. Она была женой пекаря из Моссета. Хол видел на лице ее печать горя, оставленную осадой: морщинки вокруг рта, темные круги под глазами. Ее муж взял меч и лук и отправился с войском Роберта в самом начале похода. Он замялся.
– Отойди с дороги, – она хлопотала, – у меня сегодня нет помощника. Если тебе больше нечего делать, то чем стоять тут столбом, лучше помоги мне укладывать хлебы в печь. Замок проснется с первыми лучами солнца.
Он покачал головой.
– Уменя есть свои обязанности. Мне нужно зажечь лампу. – И он вытащил лампу, которая обычно
